Горение
Какое б мне ни поручили дело —
что ночь-полночь, что среди бела дня, —
я сам горел и все во мне горело,
во мне горело и вокруг меня.
Горю всегда я — в творчестве, в боренье,
творя добро и сокрушая зло.
Но в том загадка, что мое горенье
Все, что возможно, тоже подожгло.
Горело все: вокруг меня и возле,
горело там (где именно — замнем).
Горело до, в течение и после.
Причем горело голубым огнем!
Когда я дома с чаем ем варенье,
играю в подкидного дурака,
то это тоже, в сущности, — горенье,
не понятое кое-кем пока.
Ко мне и ночь не проявляла милость,
горел и ночью, и во сне орал.
Я просыпался, а постель дымилась,
подушка тлела, коврик догорал…
И как-то, дописав стихотворенье,
решил я ночью, а быть может, днем:
чтоб ненароком я в своем горенье
не погорел, гори оно огнем!..
Догадка
Живу в обшарпанной квартире.
Ни денег нет,
Ни славы нет.
Зато, быть может, в целом мире
Лишь я — единственный поэт.
Я одаренный был ребенок.
Подрос, окреп, но, как назло,
Несчастлив я,
И мне с пеленок
Ужасно в жизни не везло.
Болел то свинкою,
То гриппом,
Мог в одночасье помереть.
Я так обтерхан и задрипан,
Что страшно на меня смотреть!
Живу в обшарпанном жилище.
Скрипят полы,
В стене — дыра.
Уж я не говорю о пище —
Ем из помойного ведра.
Со славой вообще проруха,
А славы так хотелось мне!
Талант мой и величье духа
Пока известны
Лишь жене…
Зато, быть может, в целом мире
Лишь я — единственный поэт!
А если нет, тогда сатире
Дарю догадку
Как сюжет.
За малым дело…
Написать бы про чудо такое,
написать бы, как ночь хороша,
только нет, как назло, под рукою
ни бумаги, ни карандаша.
Есть мечта у меня, есть забота,
и живу я, себя теребя.
Написать бы нетленное что-то,
чтобы вмиг обессмертить себя!
В чем вопрос? Что, казалось бы, проще,
все для этого есть у меня:
есть талант поразительной мощи,
в сердце — даже избыток огня.
Налицо к вдохновению тяга,
над столом Евтушенко портрет.
Есть уже карандаш и бумага,
есть желанье!.. А времени нет…
