— Но… почему? Я не смогу тебе заплатить…
— Я и не прошу тебя об этом.
— Так это просто по доброте душевной?
— Может быть, мы можем назвать это искуплением.
Я почувствовала, как выпрямилась, когда он потянулся за моей чашкой горячего шоколада. — Искупление? Ты напортачил и причинил женщине вред?
— Не так, как ты думаешь, — сказал он, протягивая мне чашку, которую держал в руках, от жара мои замерзшие пальцы неприятно покалывало. — Я никогда намеренно не причинял вреда женщине и не подвергал ее опасности. Но я не святой. Я сделал кое-что плохое, и я в долгу перед миром, чтобы вернуть в него что-то хорошее. Я вырос с мамой, которой каждые несколько месяцев бил по лицу сукин сын, в которого она влюбилась, когда я был слишком мал, чтобы что-то с этим поделать. Когда я был достаточно взрослым, я так и сделал. Делая это, помогая женщинам, я чувствовал, что это естественный способ загладить ошибки, которые я совершил в своей жизни.
Не зная, что сказать, я сделала глоток горячего шоколада.
— Детектив что-то говорил о вас… скрытие женщин…
На это он слегка улыбнулся мне. — Что-то в этом роде, да.
— Как что-то в этом роде?
— Скорее всего, если женщина приходит ко мне, то это потому, что у нее буквально нет других вариантов. Я беру это отчаяние и превращаю его во что-то, с чем я могу работать.
— И что же это?
— Решимость. Мне нужно, чтобы ты почувствовала желание жить до мозга костей. Легко сдаться. Очень просто впасть в безнадежность ситуации. Но я ни хрена не могу с этим поделать. Мне нужно, чтобы ты хотела любой помощи, которую я могу тебе оказать, так, как ты хочешь продолжать дышать. Потому что, откровенно говоря, в твоей ситуации моя помощь — единственный способ, благодаря которому ты будешь продолжать жить.
— Я не хочу умирать.
— Тогда тебе придется доказать это мне.
В то время я не знала, как много он имел в виду.
В ту ночь мне дали койку в комнате страха в боксерском центре.
Да, комната страха.
Когда я вставала, если бы я раскинула руки, я могла коснуться обеих стен этой комнаты. Она была совершенно белой, а сбоку стоял пластиковый контейнер с запасом воды, батончиками, мюсли и арахисовым маслом. К счастью, меня не заставили съесть это, получив достаточно приличную порцию остатков китайской еды и еще одну большую чашку горячего шоколада, прежде чем мне вручили большое пушистое одеяло и втолкнули в комнату, которая была невидима снаружи. И, хотя там было страшно, немного жутко и тихо, это было безопасно. С внешней стороны двери была даже камера, которая давала обзор на сто восемьдесят градусов снаружи, так что я могла быть уверена, что это безопасно, прежде чем я открою. И мне был дан строгий приказ никогда не открывать никому, кроме него, и даже была проинструктирована никогда не открывать, если он появится в дверях с кем-то еще. Потому что, если это было так, то это было против его воли.
Я узнала, что Кей был невероятно точен в таких мелких деталях.
На следующее утро ровно в пять утра в дверь постучали. Я не спала уже полчаса, уставившись в белый потолок. Звук заставил меня резко выпрямиться, мое сердце заколотилось в груди, прежде чем я посмотрела на телевизор и увидела Кея, стоящего там, в серых брюках и черной, заправленной рубашке, его рукава были закатаны, чтобы показать еще одни красивые часы в серебре. В руках он держал две дымящиеся чашки кофе. Я скатилась с кровати, поправила одеяло, затем крутанула гигантское колесо. С каждым вращением я слышала, как щелкают металлические прутья, пока дверь не открылась с тихим шипением.
Мне дали кофе, насильно накормили простой овсянкой, потому что она была нужна мне для энергии, а затем сообщили, что мой первый этап тренировки включал оценку моего уровня физической подготовки. Я попыталась сообщить ему, что в этом нет никакой необходимости, что я в такой же форме, как Бассет-хаунд (прим.перев.: порода собак), то есть в никакой, но он не хотел этого слышать. Он заставил меня переодеться в одежду с монограммой, которую предлагал тренажерный зал, а затем провел со мной изнурительную тренировку. Пока меня не вырвало. Затем я получила короткую передышку, и он начал заново. Пока я не заплакала. Затем меня подтащили к рингу и заставили сесть в углу, а он присел передо мной на корточки.
— Все наладится, но я не буду тебе лгать. Это будет чертовски отстойно в течение долгого времени. Но дело в том, Мэйси, что эти люди выше, шире, сильнее и хорошо обучены. Ты не можешь стать выше или шире; ты никогда не будешь такой сильной. Но если ты сможешь смириться с этим, я смогу обучить тебя быть лучше, чем они. Тебя стошнит, ты будешь плакать, у тебя будут синяки и кровь. Это единственный способ стать лучше. Поэтому я дам тебе пять минут, чтобы прийти в себя после рвоты, слез, синяков или кровотечения. Но это все, что ты получишь. Я не могу позволить тебе быть мягкой. Мне нужно закалить тебя, если ты собираешься продолжать жить. Потрать свои пять минут. Я пойду позвоню Фейт.