В портовых доках трудится ночная смена. По широкому борту судна, стоящего на ремонте, развешаны люльки, в которых работают сварщики.
Неровной цепью, пригнувшись, с автоматами в руках, бегут солдаты.
К сварщику, работавшему у самой земли, торопливо подошли двое в потрепанных комбинезонах.
— Мелин! — озабоченно сказал один. — Надо бежать! Солдаты!..
Солдаты опустили па лица прозрачные щитки.
Сварщик Мелин Деман открыл лицо, сдвинув на лоб защитный козырек. Это оказался пожилой человек с твердым, ироничным взглядом.
— Бежать? Почему? Мое место здесь Они пусть бегают, мне работать надо! — И он опустил спой козырек.
— Как знаешь! — Двое мгновенно скрылись.
— Прекратить работы! — прокричал офицер. — Всем на пирс!..
Погрели огни электросварки, застыли краны над головой. Только Мелин продолжает работать. К нему подошел офицер:
— Оглох?!
Мелин поднял козырек:
— Ослеп?! Не видишь — я занят…
— На остров!
Солдаты схватили Мелина Демана, скрутили руки. Офицер побежал дальше…
…Рабочие-портовики жались друг к другу, но солдаты разогнали их, поделив на две почти равные группы.
— Этих — на остров! — ухмыльнулся офицер. — Этих — за ворота!
Среди тех, кого погнали к причалу, — Мелин Деман. Он оглянулся, крикнул:
— Ахмад! Сообщи моим…
Прикладами в спину, кулаками, пинками людей загоняли на трап, переброшенный между краем пирса и бортом тяжелой самоходной баржи.
В заоблачных голубых высях плывет самолет. Дремлет в кресле Афсал Деман…
Аванг Сулонг, человек лет пятидесяти, беспокойно заворочался в своей широкой постели и проснулся. Взглянул на ажурные стрелки дорогих, отделанных перламутром часов у изголовья — четверть шестого. Из-за легких бамбуковых жалюзи, разукрашенных фантастическими птицами, донеслись рваные звуки автоматных очередей.
Осторожно сдвинув бамбук, Аванг Сулонг выглянул в окно. Это была улица вилл в богатом районе города. Стреляли не здесь, где-то дальше. А по улице, бесцеремонно рыча, проехали два военных грузовика с солдатами.
— Началось, — пробормотал он и сложил перед грудью ладони лодочкой.
В ту же секунду зазвонил телефон. Аванг взял трубку и услышал бодрый мужской голос: «Аванг!.. Поздравляю!
«Кобра» приняла боевую стойку! Включи экран: генерал говорит!..»
На экране телевизора проступило изображение.
— Время либеральной расхлябанности, пышных обещаний и скудных осуществлений ушло навсегда. Я объявляю Ассоциацию Левых Сил вне закона. Ее лидер и бывший президент Хаят Мамуд убит при попытке покинуть страну. Он убит — ясно?! — строго спросил генерал с экрана. — С нами армия! «Кобра» гибка, мудра и ядовита. Партия «Кобры» непобедима!..
В спальню отца вошла Селина, молча стояла и слушала.
— Ты доволен… — не столько спрашивая, сколько утверждая, произнесла девушка. — Теперь будешь премьер-министром?
— Читай газеты, — сухо сказал Аванг Сулонг. — Если это случится, они, конечно, сообщат… Твоя мать политикой не интересовалась. Она была святая…
— Ты хочешь, чтобы и я…
— Пусть этого хочет твой муж. Если он будет…
— Ты постараешься. Принц из угольной династии или оптовая торговля каучуком…
— Селина! Страна переживает исторический момент! Перевернута страница священной книги бытия!
— Ой, ты уже репетируешь свою речь. С утра…
— Умоляю, будь осторожна. Эти дни, эти часы — роковые!
— Не понимаю, что мне может угрожать. Я же дочь самого Аванг Сулонга!
— А вернется Афсал?
— Как раз сегодня. Я его обниму и поцелую.
— После смерти мамы ты у меня одна. Я не хочу тебя потерять…
— Ты не хочешь терять ничего. Ни свою недвижимость, ни свои акции, ни рудники, ни страховую компанию, ни меня. Нельзя одной рукой срывать бананы и удерживать мартышку.
— Меня лишили почти всего, — пожал он плечами. — Этот жалкий либерал Мамуд, президент… Народ, видите ли, за него проголосовал! А он — национализацию, государственный контроль за рисом и каучуком… Ничего, все теперь вернем! Вдалеке опять послышались выстрелы.
— Теперь ты все получишь обратно, — сказала Селина.
Аванг Сулонг грозно свел брови:
— Может, хватит этой болтовни про дочь революционерку и папу капиталиста, а?! Хватит демагогии?!
— Не кричи на меня…
— Конечно, я должен молчать! Мне затыкает глотку собственная дочь! Тогда брось все, иди на панель, иди на баррикады! Так нет, не пойдешь! Будешь ездить в «Кадиллаке» за семьдесят восемь тысяч и жить в самом дорогом районе города. Ты меня стыдишься? Отрекись! Да здравствует свобода! Для всех… Кроме твоего отца!