Выбрать главу

– Не знаю, – призналась Пиппа. – Может, парню, который давал фруктам названия, пришло время идти домой, и он ничего поинтереснее не успел придумать? А на следующий день ему надо было ломать голову над целой кучей названий для рыб, и ему уже было не до апельсинов?

– Я считаю, мы должны придумать для них настоящее название, – сказала я. – Предлагаю с сегодняшнего дня говорить не «апельсин», а «сквиндж».

– Класс! – восхитилась Пиппа. – Сквиндж. Здорово звучит! В следующий раз, когда я возьму в школу на завтрак апельсин, то скажу: «Эй, ребята, никто не хочет дольку сквинджа?» Вот они удивятся!

Словарь Стейси Аллен

Сквиндж – оранжевый фрукт, после долгих лет забвения получивший свое название от Стейси Аллен из средней школы города Фор-Корнерс, штат Индиана.

Я стану знаменитой. И это будет мне наградой за то, что cейчас я должна есть апельсин, когда мне на самом деле хочется шоколадного печенья. То есть должна есть сквиндж, я хотела сказать.

Я положила трубку и принялась за свой сквиндж.

Возможно, вас интересует, как идет Великая война сестер? Если честно, никак она не идет. Довольно сложно вести войну, когда противника почти весь день нет дома, потому что он проводит репетиции своей группы поддержки или еще что-нибудь в этом роде.

А когда он (то есть противник) дома, то сидит наверху в своей комнате со свистушками.

Однажды мне пришло в голову подслушать, о чем они болтают. (Да, я знаю, что подслушивать нехорошо, но на войне как на войне. А вдруг услышу что-нибудь полезное, что смогу использовать как средство защиты?)

Вести прослушивание разговоров свистушек – дело нехитрое. Все, что мне пришлось сделать, это открыть окно своей комнаты и высунуться наружу. Таким образом я могла услышать почти все, что происходит в комнате Аманды. Ловко придумано, а? И вот вам образец того, что я услышала: «– Вы заметили, как сегодня смотрел на меня Рики Дэндо? – донесся до меня голос Натали. – Наверняка он назначит мне свидание.

– Он такой милый, – произнесла Рейчел с отвратительным жеманством. – Ты бы просто умерла от счастья, если бы он назначил тебе свиданье, правда?

За этим последовало долгое хихиканье и шепот.

– Я думаю, не осветлить ли мне несколько прядок спереди, это сейчас так модно, – раздался голос Аманды. – Как вы думаете, Тони Скарфони будет больше обращать на меня внимания, если у меня будут мелированные волосы?

Тони Скарфони – капитан футбольной команды. Он примерно ярда два в ширину и тупой, как бык. Аманда, мне кажется, в него втюрилась.

– Ему же Джуди Макуильямс нравится, – запротестовала Черил.

– А вот и нет.

– А вот и да!

– Джуди Макуильямс – тьфу! Дайте скорее пакет, меня сейчас вырвет!»

После нескольких таких их бесед я бросила идею с подслушиванием. Свистушки ни разу не говорили ни о чем другом, кроме как о мальчишках и нарядах. Да еще высмеивали других учеников и учителей.

Время от времени я доставала свой список мести и перечитывала его. Наверное, это кажется странным, но просмотр списка поднимал мое настроение. Заставлял меня думать, будто на самом деле мне не обязательно все это делать, достаточно того, что я знаю, что могла бы сделать, если бы захотела.

Итак, я сидела в гостиной, обдирая противные белые прожилки с очищенного «сквинджа», когда вошла мама с Сэмом на руках.

– Думаю, ты передо мной в долгу, Стейси, – начала она издалека.

– Правда?

Ох-ох, обычно, когда мама говорит, что я перед ней в долгу, это не предвещает ничего хорошего.

– Вчера я спасла тебя от суда Линча, если ты помнишь, – сказала мама. – Твоя сестра вполне была способна на это.

Я широко улыбнулась в ответ:

– Скажи, что нужно, и я сделаю.

– Присмотри немного за Сэмом. Мне надо закончить ту работу, от которой меня оторвали вчера.

– Какие разговоры! – воскликнула я. Присмотреть за Сэмом – я никогда не против. Это в сто раз лучше, чем убирать ванную или пылесосить лестницу. – Не хочешь дольку сквинджа? – спросила я, протягивая ей апельсин.

– Дольку сквинджа? С удовольствием, – улыбнулась мама. – Я возьму ее с собой вниз.

Вот что мне в маме нравится, так это то, как она умеет воспринимать новые идеи. Аманда бы, конечно, сказала: «Ты что, чокнулась? Это же апельсин, тупица!»

– Можно, Сэм немного позанимается пальцевой живописью? – спросила я.

Пальцевая живопись Сэма – дело очень хлопотное, но он это просто обожает.

– При условии, что ты будешь этим руководить, – предупредила мама. – Помнишь, что получилось в прошлый раз?

Она имела в виду тот злосчастный инцидент с отпечатками ладошек Сэма на стенах кухни. Я, конечно, не собиралась допускать такое безобразие снова. Я пошла в кладовку со всяким старьем, откопала там старую простыню и расстелила ее на полу в кухне. Таким образом я потом освобожу себя от лишнего мытья. Поневоле становишься предусмотрительным, когда приходится иметь дело с таким карапузом-братцем.

Потом я принесла из своей комнаты плакатные краски, капнула их понемногу в несколько блюдец, плеснула туда воды, чтобы развести. Получились отличные яркие цвета: красный, синий, желтый и зеленый. Мама дала мне пачку старой бумаги для принтера, которая ей больше была не нужна.

– И помни, что я тебе сказала, – предупредила она меня, выходя из кухни. – Чтобы вся краска осталась на бумаге. А не на стенах.

– Вас понял. Будет сделано! – четко отрапортовала я.

Потом села с Сэмом на пол и показала ему, как начать. Может быть, у меня нет таких художественных способностей, как у Аманды, но нарисовать забавную клоунскую рожицу я могу. Я сунула палец в желтую краску и нарисовала на бумаге круг.

– Это лицо, – объяснила я малышу, сидящему на полу среди блюдец с краской. – А теперь ты дорисуй глаза, рот и все остальное.

Казалось, он меня понял. Шлеп! Маленькая ладошка окунулась в красную краску.

– Отлично подойдет для рта, – согласилась я. – Вот здесь его и нарисуй.

Плюх!

– М-м… – протянула я. – Ну что ж, у клоуна может быть и большое красное ухо.

Сэм закатился от смеха, размазывая по бумаге волнистые закорючки. Когда один лист заполнился, я убрала его, и он принялся за второй.

– Что это? – спросила я, когда он поставил большую зеленую кляксу.

– Да дагга! – радостно сообщил Сэм. – Гагнаг!

– Понятно, – улыбнулась я. – Гагнаг, говоришь? Ну что ж, это самый лучший гагнаг из всех, что я видела.

Я помогла ему превратить это в дерево и пририсовала несколько красных и желтых птичек.

– Ноггел, – сказал он. (Во всяком случае это прозвучало как «ноггел».)

Он потянулся вперед и шмякнул синей краской, будто приделав птичке синий клюв.

– Да ты художник, Сэм! – воскликнула я. – У тебя прекрасно получается!

Сэм захохотал и захлопал ладошками, рассыпая вокруг мелкие брызги краски. Я вытерла ему лицо.

– Эй, осторожнее, малыш!

Не думаю, что он меня понял, потому что он вдруг наклонился вперед и клюнул носом в блюдце, расплескав краску по простыне и тут же завернувшись в нее, прежде чем я успела остановить его.

– Ох, Сэм! – ужаснулась я, а он весело загукал в своей ванне из краски. – Ты все перепутал. Я тебе говорила о рисовании пальцами, а не всем телом.

Он потянулся ко мне и обмазал краской мой нос. Ему показалось, что это очень смешно. В следующее мгновение он принялся вытирать об себя руки. Потом обсосал свои пальчики и громко срыгнул, размазав красно-зеленые от краски слюни по подбородку.

Урок живописи номер один, маленький непоседа: краска на вкус плохая!

– Теперь давай приведем тебя в порядок, – сказала я. – А потом нам, пожалуй, придется пройтись шваброй по полу.

Лужицы краски начали просачиваться сквозь простыню на пол. Сэм, кажется, был решительно настроен учинить полный разгром, как я ни пыталась его остановить.