Ильин «частным образом», как он выразился, вставлял Волкову зубы. Взял за «услугу» немало, а работу выполнил плохо. Пациент потребовал деньги обратно. Тогда врач решил отомстить. Расчет был прост: раз органы государственной безопасности убедятся в самом факте пребывания Георгия в лагере, в остальное поверят легко. Гнусный вымысел сойдет за чистую правду, и Волкову несдобровать.
Карьера врача-клеветника увенчалась приговором народного суда. Впрочем, звание врача в данном случае, мягко говоря, — условность. Медицинское образование Ильина — всего лишь плод его фантазии. Копию с копии диплома, представленную им, так и не удалось сличить с оригиналом — за неимением такового в природе. Зато установлено, что самозваный «доктор» долгие годы сидел в тюрьме за грабеж.
В разговоре с инженером Шеловской упрекнул его только в том, что он, поступая на завод, умолчал о пребывании в плену. Однако в душе уполномоченный согласился, что для этого у Георгия были основания. После войны Волков дважды поступал на работу, и оба раза его увольняли из-за того, что в анкете стояло слово «плен». На третий раз он не вписал ненавистное слово в анкетный листок…
Немалое время, затраченное на кропотливую проверку анонимного письма, уполномоченный не считает потерянным. Ведь в результате смыта ядовитая грязь, вылитая на честного советского человека. Ради этого стоило искать заметенные следы, стоило ломать голову и загружать подчиненных дополнительной работой.
А вот другое письмо, полученное Шеловским. Оно написано 32-летним шофером Алексеем Лосевым и подписано полным именем, отчеством и фамилией. Он благодарит сотрудников госбезопасности. «От них, — пишет Лосев, — я услышал добрые, сердечные слова, от которых у меня на душе стало светлее… Они вновь мне помогли встать на ноги». Автор дает слово отдать все силы на благо Родины.
Каковы же мотивы, побудившие шофера взяться за перо?
В организации, где он работал, у него сложились натянутые отношения с руководителями. Не участвуя в общественной жизни, не получив никакой политической закалки, Лосев стал переносить свою неприязнь к «начальству» на всю окружающую жизнь. Его антисоветские высказывания становились все озлобленней. Они, пожалуй, могли бы стать находкой для журналистов Запада, чернящих нашу действительность по поводу и без повода. Росло возмущение тех, кто слушал эти высказывания. Естественно, что о них стало известно и уполномоченному УКГБ.
Шеловской поручил заняться этим старшему лейтенанту Девяткову:
— Разберитесь, Федор Александрович, откуда у него такое. Не может быть, чтоб антисоветчина по-настоящему пустила корни в душе рабочего человека.
И Девятков терпеливо разбирался. Конечно, Лосев виноват. Но виноваты и руководители, не занимавшиеся воспитанием рабочего. Пять классов и шоферские курсы — не велик багаж. Посоветовать бы водителю поступить в вечернюю школу либо вовлечь в кружок текущей политики, потолковать о том, что у него на душе. Казалось бы — элементарные вещи. А поди ж ты — не приходили в голову ни директору, ни председателю месткома. И директор и председатель хотели только одного — поскорей избавиться от такого шофера. О том, кто его будет воспитывать после них, как-то не думалось. Зато на резкости ни тот, ни другой при случае не скупились. Не стеснялся в выражениях и Алексей. Атмосфера накалилась. В конце концов он подал заявление об уходе, решил уехать из Миасса. Тогда и состоялась у него беседа в кабинете уполномоченного УКГБ. На стул у письменного стола сел худощавый рабочий в телогрейке и ватных брюках. Посетитель явно не знал, куда деть свои руки. То клал их ладонями на колени, то опирался локтями о край стола.
Оперируя фактами, цифрами, примерами, чекисты спокойно и последовательно, пункт за пунктом опровергали антисоветские россказни Лосева. А наговорить он успел много. Беседа, начатая с разбора вопроса о колониализме, закончилась обсуждением темы о строительстве жилья. Кстати, Николай Филиппович и Федор Александрович тактично напомнили собеседнику, что и он получил отдельную квартиру в новом доме.
В каждом слове Шеловского и Девяткова Алексей слышал не угрозу, а участие. Возможно поэтому беседа и оставила заметный след в сердце рабочего. В конце ее Николай Филиппович взялся за телефонную трубку, попросил руководителя другой организации устроить Лосева на работу. А через некоторое время Шеловской получил письмо, о котором сказано выше.