— Нуте-ка, давайте, давайте, — окающе рассыпая быстрые слова, приветливо начал Кузинцов, — помогу, чем могу, преклоняюсь перед пишущими, сам грешил в молодости, было дело! Постараюсь ответить на ваши вопросы, товарищ Варравин...
— Какой я пишущий, — я начал неторопливо прилаживаться к собеседнику. — Я репортерящий... И вопрос у меня крутой: что мешает перестройке в вашей отрасли?
— Эх, милый мой человек, да вам блокнота не хватит записать все наши беды! Бюрократия, страх мыслить по-новому, неумение быть инициативным... Это — главное. Но есть и объективные причины... Дрянная оснащенность промышленности, перебои в поставках, нехватка цемента, пролетов, шифера — а как без этого строить?
— Про то, что плохо, сейчас знают все... Какова программа? Где выход из прорыва?
— Простите за стереотип, но выход я, как и все, вижу в повышении сознательности, каждодневной воспитательной работе, разъяснении смысла перестройки, ну и, конечно, в рычагах материального стимулирования...
— А что важнее? Повышение сознательности или материальное стимулирование?
Кузинцов как-то странно покрутил головою, потом, кашлянув, заметил:
— Эти понятия нерасторжимы. Перекос в одно из двух направлений чреват неуправляемыми последствиями...
— А как же бытие, которое определяет сознание?
— Надо быть тщательным в формулировках... Не просто бытие, но именно общественное определяет уровень сознания... Следовательно, общественное бытие включает в себя и сознательность.
— Ну, а если резче: «человек есть то, что он ест»? Как быть с этим постулатом?
— Сразу видно, что со мною беседует сторонник «деловых людей».
Сказал он это с несколько сострадательным сожалением, которое таило в себе затаенную снисходительность.
— С вами беседует марксист, — ответил я. — Если все ставить на сознательность, уповать на идеальное в человеке, — тогда пришло время заключить конкордат с Ватиканом и Загорском, там испокон веку материальное считалось суетным, только идея, духовность... Но ведь сытые свободные люди на баррикады не выходят, только голодные.
— И Сусанин, и Каратаев были крепостными, то есть, по вашей логике, голодными и бесправными, однако же шли на баррикаду, но только не против отчизны, а за нее.
— Экстремальность ситуации, борьба с иноземными захватчиками — не довод в споре... Разин и Пугачев, кстати, придерживались иной точки зрения... Да и теорию пораженчества в войне империалистов не кто-нибудь выдвинул, а Ленин...
— Ах, молодежь, ах, спорщики, — Кузинцов мягко улыбнулся, — куда уж с нашим склерозом за вами угнаться, сразу осадите! Не подумайте, что я противник материального стимулирования... Обеими руками — «за». Могу познакомить с приказами, только что подписанными товарищем Чуриным: смелее премировать передовиков, не бояться увеличивать заработки рабочим. Но вы же знаете, какая рутина противостоит нам — особенно на местах. Люди живут прежними стереотипами, боятся, как бы кто не разбогател... Такой уклад мышления в один день не поломаешь.
— А сколько дней кладете на то, чтобы этот уклад поломать?
— Я боюсь слова «ломать», товарищ Варравин, — ответил Кузинцов после долгой паузы. — Вы ведь не застали ломок. А я пережил. Упаси вас бог от крутых ломок, лес не рубят, а щепки летят...
— Ваша заработная плата зависит от успеха отрасли?
— Да никак! Ежеквартальную премию служащим кое-как натягиваем, но прямой связи нет, этот вопрос в процессе исследования... Может, вас интересуют конкретные эпизоды? Я готов помочь в меру сил, какие-то имена — передовики, отстающие, ворюги, анализ их деятельности, — мы внимательно следим за происходящим в отрасли.
— Меня интересует дело инженера Горенкова...
— Кого-кого? — лоб Кузинцова свело морщинами. — Горенкова? Помогите-ка, что-то вертится в голове, а вспомнить не могу.
— Был у вас такой начальник треста в Загряжске...
— Ах, это который сидит?! Оборотистый хозяин, но, знаете ли, хапуга высшей марки, прямо-таки бизнесмен из Нью-Йорка, акула...
— А почему его поддерживал ваш шеф?
— Да никогда он его не поддерживал, — отрезал Кузинцов. — Его другой человек поддерживал.
— Можете назвать имя этого человека?
— Обидно, конечно, но — назову. Кузинцов, Федор Фомич, его поддерживал, ваш покорный слуга, говоря иначе. Я его и назвал кандидатом в начальники треста, я и приказ на него писал...