От всего увиденного Марте захотелось кричать, но она собрала последние силы и пошла вдоль сложенных мешков из фольги, вчитываясь в имена, написанные на прикрепленных к ним бирках.
– Плохо спать будешь, – услышала она за спиной насмешливый голос солдат, – кошмарики приснятся.
Марта никак не отреагировала на этот неуместный смех. Она наклонялась то к одному, то к другому мешку в надежде найти знакомое имя.
И тут она увидела его. Не имя, а самого Алексея. Вернее, то, что от него осталось: обугленную груду с вытянутой рукой, на которой остались часы – те самые знакомые Марте часы, которые, по словам Алексея, достались ему в память от его друга–чеченца перед расставанием с родиной. Его тело тоже лежало в цинковом ящике, и солдат, запаивавший крышку, как раз примерял ее, прежде чем начать работать раскаленным паяльником.
Марта оттолкнула солдата и, присев рядом с цинковым гробом, коснулась руки с часами. Да, это были те самые часы Orient, которыми Алексей очень дорожил как последней памятью о своем близком друге. Часы еще шли, хотя рука, на которой они висели, была давно безжизненна.
Охваченная совершенным ужасом и отчаянием, Марта, не выпуская обгоревшей руки Алексея, закричала к небу, чувствуя, что сейчас ее больше никто не услышит:
– Господи, я никогда не молилась к Тебе и не верила, что Ты есть… Если Ты есть, почему не видишь все это?.. Почему не остановишь эту войну?.. Ведь Тебя называют Отцом Небесным… Зачем это все?.. Где Твои глаза, уши, если Ты есть и если все можешь?..
Она перевела взгляд на изуродованное до неузнаваемости тело Алексея и зашептала:
– Верни мне его, Господи… Я уверую в Тебя, только верни… Ты ведь все можешь…
Солдат тронул ее за плечо:
– Успокойся… Оттуда еще никто не возвращался… А нам работать надо. Скоро за «двухсотыми»[41] транспорт придет. На аэродроме для них уже готов «борт»[42]. Отойди.
Марта даже не шевельнулась, продолжая сидеть, склонившись над черными, обугленными останками своего друга.
– Отойди, нам работать надо, – настойчиво потребовал солдат, уже, видно, привыкший к таким сценам.
– Он живой, – чуть слышно прошептала Марта.
– Не понял юмора, – хохотнул солдат, держа паяльник.
– Он живой… Он сейчас встанет… Он сейчас…
И в это мгновение ей показалось, что холодная, уже окостеневшая рука, которую она держала, слабо шевельнулась, постепенно наполняясь теплом. Не веря в это чудо, Марта закричала и… проснулась.
19
Несколько минут Марта лежала, боясь повернуться к лежащему рядом Алексею. Но его тихое посапывание, ровное дыхание понемногу начали успокаивать. Марта прижалась к Алексею, наслаждаясь исходившему от него теплом.
Почувствовав, что Марта не спит, Алексей заворочался и обнял ее.
– Кому не спится в ночь глухую? – сонным голосом пробормотал он и, нежно обняв Марту, поцеловал ее. Марта ответила ему таким же нежным поцелуем, но ничего не сказала. Словно желая еще раз убедиться, что все виденное ею было сном, она взяла левую руку Алексея и погладила.
– Почему ты без часов? – шепотом спросила она. – Где твои часы?
– Рядом, – Алексей уже почти проснулся. – Тебе опять что-то приснилось?
– Приснилось, – не сразу ответила она. – Я хочу тебя спросить…
– Кажется, я догадываюсь, о чем, – Алексей повернулся к ней и прижал к себе.
– Počkej, погоди, – Марта удержала его порыв. – Я хотела спросить… Как ты думаешь дальше? Ты, я… Что дальше?..
– В смысле? – Алексей приподнялся на локте и, все так же держа Марту в своих объятиях, снова поцеловал ее.
– Ну, что дальше? Ты, я…
Алексей тихо засмеялся и шепотом запел на самое ухо Марте:
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет Марта,
Пусть всегда буду я!
Марта прикрыла Алексею ладонью рот:
– Не надо… Ты не хочешь отвечать, да?
Алексей вздохнул и повернулся на спину, уставившись в черный потолок.
– Марта, я слишком долго жил один… Сам по себе… Без семьи, без родины, без работы, без дома…
Он замолчал, не зная, что сказать и ответить, понимая, что Марта ждет от него определенного ответа и определенности в отношениях. Он молчал.
– У меня нехорошее чувство, – Марта снова прижалась к нему всем телом. – Мне кажется, что должно что-то быть… Страшное…
– Я видел столько страшного, что меня уже ничем не испугать, – улыбнулся Алексей, успокаивая Марту.