Несмотря на обильно залитое солнцем пространство, из-за высоты воздух был довольно прохладным, но совсем не критично. Я медленно бродил по широкой асфальтовой площадке среди автомобилей, изучал окружающих и вдыхал клубы сладковатого никотинового пара. Мы ожидали смену транспорта. Через некоторое время местные водители, состоявшие в договорённостях с нашими экскурсоводами, определились, кто из них повезёт нас повыше. Судя по внешнему виду, желанием никто не горел. Крупный и недовольный грузин в футболке, шортах, кепке и солнечных очках, обладавший определённой и заметной степенью небритости, позвал (именно позвал, а не пригласил) нас в своё транспортное средство.
Микроавтобус сменился на нелепо высокий и от этого казавшийся крайне неустойчивым старый Mitsubishi. Что радовало в подобных автомобилях, так это, кажется, как нельзя более уместное, наличие встроенного прибора горизонта. Я пробрался внутрь и ухватился за ручку над боковым стеклом.
Дорога оказалась забавной, прямо скажем – весёлой. Машину трясло так, что приходилось сильно напрягаться, чтобы не подлететь до потолка – благо он был высоким. В некоторые моменты казалось, что от падения на бок отделяют сущие сантиметры. Комичности ситуации добавляла привычка и особенность местных водителей приветствовать друг друга на пути сигналами – а встречались туристические авто через каждые пятьдесят метров.
Наконец, мы остановились. Не способными находиться в полной устойчивости и как будто чужими ногами я ступил сначала на узкую подножку внедорожника, затем – на укатанный грунт дороги. Вокруг, хотя в данной ситуации это слово кажется совсем неподходящим, были горы. Нет, чёрт возьми, нет, не просто были. Склон холма покоился внутри впечатляющего горного массива. Гряды загораживали обзор, если можно выражаться подобным образом о величественных рельефах, находящихся за несколько километров от тебя. Мы стояли словно в громадной чаше, внутри которой располагался выдающийся пик, увенчанный строгой церковью.
Мы поднялись выше, ступая по плотному, перемешанному с мелкими каменьями песку, путь которого обрамляли полосы трав. Церковь, выглядящая так, будто пережила десятилетия дождей и снегов, была окружена выложенной из камней оградой, на переднем углу которой стояла невысокая, около полуметра высотой, башенка из сложенных друг на друга булыжников. Они приобрели ржавый цвет, что говорило о возрасте этого творения рук человеческих. Последнее несказанно радовало. В памяти явственно жил образ из детства, когда слепленный мною под окнами дома снеговик был яростно разрушен ударами ног каких-то гуляющих мимо ребят. Я понимал, почему они так сделали, но не мог им этого простить. Об этом говорил сам факт того, что до сих пор это событие жило в памяти. Сейчас мне стало грустно. Неясно, каким образом психика выбирает образы из своего хранилища, чтобы извлечь их в сознание и дать им проявиться, неясно, с какой целью. Возможно, чтобы лучше запомнить урок. Но какой урок можно из этого извлечь? Что нами руководит до сих пор Танатос, что нам необходимо выплёскивать свою животную ярость? Наверное, так и есть. Особенно в соответствующем возрасте. Видимо, урок был в том, что можно и нужно выбирать, и подготавливать заранее для этих вспышек специальные объекты, уничтожение которых неспособно навредить кому-либо. В контексте жизненного пути в голову приходил пример с отправлением детей в секцию единоборств. В своём же случае? Это, кажется, уже было не нужно.
***
3 сентября, вечер, Дорога с Казбека
Темнеющий постепенно, вместе с пролетающими за окнами пейзажами, салон микроавтобуса. Прохладное стекло сбоку, тёплые, покрытые искусственной кожей и тёмно-синей и сероватой тканью кресла – впереди. Видимое подрагивает под действием скорости и полотна дороги.
Уже много часов в пути, и, несмотря на участие лишь в роли туриста и пассажира, сил почти не оставалось. По крайней мере, эмоциональных.