Carpe diem, говорил я себе, carpe diem, и это работало, но слегка не так, как того бы хотелось. Полное растворение? Нет, конечно нет, если только в отдельные моменты. А ловить было бы здорово если не все, то подавляющее большинство. Из пустого в порожнее; тем не менее интересно (полезно, хочется) было бы докопаться до сути. Думаем. Финансовая составляющая? Нет, не должно. Заработано и взято с запасом. Время, которое можно потратить на что-то полезное? Да, но. Но откровенно накопившаяся усталость и события последних недель будто бы ставили эту грань вопроса в положение совершенно бессмысленное и откровенно глупое. Тем более, что производимые и впитываемые впечатления не только казались, но и явно были полезны, поскольку напрямую служили материалом для какого-то созидания. Родители? Почему столько вопросов психологии должно упираться в родителей? Однако в данном случае – не в первом приходящем в голову контексте. Да, что-то в этом есть – по крайней мере, так кажется сейчас. Было бы странно говорить о невозможности подобного путешествия с их стороны. Отсутствие желания? Возможно, отсутствие сильного желания? Больше похоже на правду. И почему это может настолько напрягать? А вот это уже похоже на воспитание. «Не можем себе позволить», или, быть может, что-то иное. Прескевю. Вечно страдающие родственники, как будто обречённые на несчастливую судьбу. Да, их было полно, и этот отпечаток остался и на самых близких. Тяжёлое детство, неизвестная молодость, тяжёлая зрелость, неизвестная старость с яркими вспышками совместных праздников – как это воспринималось, по крайней мере, с субъективной стороны. Звучит всё это не совсем так, как видится, но, как будто бы ореол страдания наполнял услышанные ещё с раннего детства истории, даже если они перемежались условно весёлыми и безбашенными рассказами. Напрягало больше другое: ощущение, то смутное, то отчётливое, что такая судьба — не то, что устраивало участников, но будто они не особенно стремились её избежать, с покорностью принимая выпавший крест. Последнее словосочетание подходит практически идеально, вызываемый им ассоциативный ряд соответствует эмоции больше всего. И звучит это всё если не чудовищно, то крайне неправильно, поскольку я не знаю и не могу знать всех контекстов и действительного положения вещей. Разумеется, звучит крайне субъективно и эгоистично, даже самодовольно – но я не преследовал такой цели. Тем не менее множество объективных причин, по которым негативное восприятие моей позиции, моего восприятия, может быть совершенно справедливым, как будто (сколько можно использовать это «как будто», самому противно) не до конца объясняет всё это хтоническое колесо сансары. Может, я просто глуп и наивен. Если так, то пусть рано или поздно мне удастся понять, и это понимание не изменит собственных стремлений, если только в мелочах. Если нет – пусть рано или поздно удастся понять им, и это понимание будет достаточно веско для изменения их стремлений – в сторону от негативного русла.
2 сентября, 23:11, Тбилиси
Оранжевый тёплый свет, невероятно красочное граффити на стене старого дома, увитого плющом. Свисающая с тонкого древесного ствола гирлянда с крупными лампами, рядом – большое окно миниатюрного бара, внешняя стена которого уставлена всяким хламом, выглядящем отнюдь не отталкивающе, но крайне уместно. Подоконник украшен раскрытым чемоданом с множеством пустых бутылок из-под вина внутри. Напротив входа в бар – низкие деревянные стулья и домашние столики на расстеленном ковре. Относительно однородное полотно нисходящей улочки, почти жёлтое из-за освещения, упирается в устланный плитами и брусчаткой перекрёсток, вид которого окаймлён стенами домов, листвой нависающей ветви клёна и темнотой вечернего неба.
Здесь мы оказались, можно сказать, случайно. И без того насыщенный день не хотелось отпускать, и, сходив в душ, посидев на веранде с вином и захаживающими сюда котами, мы выдвинулись без особой цели на близлежащие к нашему дому улочки. Вечер в городе только разгорался: бульвары и переулки были полны прохожих, автомобилей, звуков и ярких пятен, контрастирующих с множественными неосвещёнными участками, столь характерными для Тбилиси.
Многочисленные бары города заметно отличались от петербургских собратьев. Безусловно, многие из них свободно перемещались воображением за тысячи километров на север, но существовала и значительная их часть, заметно отличавшаяся и формировавшая характер гедонистического ландшафта. Здесь, кажется, существовало гораздо меньше ограничений – скорее всего, во многом бюрократических. Бар на втором этаже жилого дома; бар-квартира; бар, собранный из грузового контейнера со скамейками из деревянных палет. Потребность в обязательном декорировании или отсутствовала, или выражалась в простых, но от этого не менее эффектных и полных художественности решениях.