Странным казалось видеть это всё в тот момент, когда нет готовности воспринимать красоту этого места – из-за безумного, но безумно приятного вчерашнего дня и, в особенности, его окончания. В голове ещё мелькали отзвуки музыки, и что тело, что разум, не оправились до конца. Даже с учётом не слишком раннего подъёма утром мы спешили, дабы успеть к началу экскурсии. В голову пришла мысль о схожей ситуации на Кипре, когда поспать удалось около получаса, и состояние ни шло ни в какое сравнение, однако настроение отчасти пересекалось.
Пальцы бережно сжимали непростительно маленький картонный стаканчик чёрного кофе, сваренного в турке. Это была первая наша остановка, и она была долгожданной. После вчерашнего требовался кофеин и быстрые углеводы, на этот раз в одной из наиболее сконцентрированной форм – в виде сникерса. Времени было немного, что меня всегда раздражало в экскурсиях: нет свободы наслаждаться моментом или видом столько времени, сколько тебе требуется и хочется – всё происходило несколько хаотично. Или, скорее всего, воспринималось так. Хорошо, что удалось в принципе найти кофе и сникерс, хотя их отсутствие было бы странным – спот был усеян множеством палаток с туристическими безделушками. В таких местах всегда можно найти напитки и закуски, пусть и по не совсем адекватной цене.
Стаканчик обжигал руку, скамейка в полутора метрах от обрыва по какой-то необъяснимой причине располагалась за совершенно неуместной невысокой оградой и соседствовала с толпами неспешно передвигающих ноги туристов, неприглядной урной и доносящимися возгласами продавцов, но позволяла насладиться видом в более подходящей для этого позе.
Сознание затаилось где-то в глубине, воспринимая окружающее через фильтр отчуждённости. Я пытался сконцентрироваться и превратить внутренние ощущения в нечто похожее на неспешность. Получалось лишь отчасти, однако я был рад, что в принципе предпринимал такие попытки, действуя почти автоматически.
Слегка тесные джинсовые шорты, жёсткие металлические блоки скамьи слишком явно ощущаются соприкасающимися с ними частями тела, пальцы обжигаются горячим картоном, но терпимо, лёгкий ветер касается льняной рубашки и открытых частей кожи, во рту неравномерно расплылась сладость от шоколада, нуги и карамели, на зубах – раздробленные частицы кофейных зёрен, лишь отчасти смываемые чёрной, плотной и горькой теплотой. В голове – путаные мысли и немного боли, взгляд пожирает склоны гор и крупную рябь воды, беспокойство от скорого отъезда и невозможности вспомнить номер автобуса перемежается с пофигизмом и желанием, чтобы это чёртов автобус уехал и оставил в покое, чтобы иметь возможность в полной мере контролировать время и пропитываться его течением, замедлять его и растворяться в нём.
Руки упираются в переднюю часть бёдер; привычное движение, чтобы прохрустеть спиной; лёгкий вздох сожаления и звуки шагов по спрессованному песку в сторону стоянки автомобилей мимо низеньких цветастых шатров с коврами, шарфами, шалями и кофе «по-турецки». Последние глотки никотина, пробираемся внутрь автобуса, усаживаемся, и экономно впитываем воду: с собой лишь одна бутылка.
3 сентября, 10:34, крепость Ананури
Современная асфальтовая дорога, неравномерно поднимающаяся среди зарослей деревьев и кустарников. Обрамляющая её полоска светло-серого гравия переходит в высушенную солнцем траву, приобретшую соломенный цвет. С одного бока путь охватывает резко выделяющуюся своей высотой старую каменную стену, состоящую из сотен и тысяч деталей, контуров, трещинок, заострений, округлостей, булыжников, валунов, блоков с прожилками скрепляющего материала. С другого – обильную растительность, крепко ухватившуюся корнями за крутые склоны горного рельефа, среди крон которой проглядывают крыши современных домиков, над которыми – озёрная гладь, покрытая рябью от воздушных потоков и проплывающей моторной лодки. А выше – напоминающие гигантские ступни массивы, покрытые, словно барашек, шерстью из тысяч древесных крон.
Глазу сложно ухватиться за что-либо одно: окружение слишком разнообразно, разнопланово, разноцветно, разноуровнево, разноудалённо, разноразмерно. Взгляд блуждает и быстро перескакивает с объекта на объект, внутреннее спокойствие проявляется в определённой мере лишь после захода во внутренний двор крепости, когда пространство становится очерчено периметром стены, пусть всё ещё колеблемое десятками разноязычных голосов вокруг.
Выгравированные на крупной кладке стен цитадели надписи и изображения магнетически приковывают. Впечатление, возможно, усиливалось незнакомостью, принадлежностью к иной культуре, с которой было сложнее себя проассоциировать: написание букв своей самобытностью не оставляло никакой возможности для нахождения схожих образов в каталоге памяти, сознанию не на что было опереться. Этим выделялся грузинских алфавит, наряду с, к примеру, ивритом. Даже в случаях с японским или китайским было проще – поскольку можно провести хоть какой-то если не анализ, то игру на возможности своего воображения, попытавшись соотнести вид иероглифа с физическим объектом или, допустим, явлением. К примеру, иероглиф 山 напоминает мне ограду, а на самом деле обозначает горы — что совсем недалеко в ассоциативном ряду. Подобное упражнение можно провести и с другими символами, потешив тем самым либо свое самолюбие, либо степень сладостного самоуничижения.