– Русские говорят, что собака – друг человека, – бормотал я, снова таща волосатую тушу на плече, закрытом, как и голова, чужой курткой, – на самом деле это ложь. Измененные императивы стайного хищного животного, не более того. Но мы их обойдем. Ты сослужишь мне службу.
Река, стекающая в эту низину, почти ущелье, была перегорожена в узком месте рядом толстых металлических прутьев, служивших улавливателями бревен и прочего древесного мусора. Течение здесь было сильное, заторы периодически чистили, но кроме уловителей никаких иных преград не наблюдалось. Поднапрягшись, я вырвал несколько стальных прутов в самом глубоком месте, а потом, швырнув в реку бессознательную тушу тибетского мастиффа, принялся её пихать к проделанной ранее бреши. Вместе с последним усилием, проталкивающим собаку вниз по течению, я и передал ей импульс Ки на побудку. Прийти в себя мастифф должен был в воде, падая вместе с водой с небольшого уступа и находя себя в городе. Растерянным, голодным, страшно раздраженным и мокрым.
А еще ощущающим себя в незнакомом месте, полном взволнованных кричащих людей. И, возможно, выстрелов.
Так и вышло. Пока я аккуратно обустраивал себе лежку в берегу, собака, моментально выбравшаяся внутри сверхсекретного объекта, начала искать выход из места, не имеющего свободного выхода. Очень большая, очень мокрая, очень злая и… конечно же, светящаяся высвобожденной Ки. Благодаря ей я без особых проблем отслеживал пса и его бесчинства, пока копал для себя ямку, а заодно отрывал у ножен меча кончик, чтобы использовать их для дыхания, как это делали ниндзя в аниме-сериалах, столь любимых моим другом. Кто сказал, что мультфильмы бесполезны?
Теперь оставалось дождаться ночи. Над точкой, которую я выбрал для внедрения в город, находилась лишь одна камера, и она постоянно была в движении, контролируя небольшую полоску земли у реки, которую той оставили на светлое будущее. Все, кроме этой полоски и, собственно, воды, было закатано в асфальт.
Пес тем временем убедительно доказывал, что брать его надо аккуратно и нежно, полностью обложив автоматчиками и зажимая «надевшими черное». То есть, грубо говоря, собака носилась по всем уровням, шутя вышибая двери, ворота и шлагбаумы, а за ней, крича, свистя и ругаясь, носилось несколько человек, время от времени робко постреливающих в пса из пистолетов. Хаос, вместо того чтобы просто дать мне время укорениться в прибрежной зоне, расцветал все сильнее.
Устроившись довольно уютно, пусть и в очень холодной воде, я стал пристальнее следить за буйствующей собакой, в которую закачал немного своей Ки. Та, предпринимая попытки побега одну за одной, тем не менее тщательно отслеживала как преследующих, так и степень их вооруженности, не говоря уже о том, что понятия не имеющие о сообразительности мастиффа японцы вслух орали не только ругательства, но и пытались координироваться. Услышав, что тяжелое вооружение в виде пулемета никак не могут снять с гнезд, а значит, нужно ждать прихода подмоги, пес приободрился и сменил свои приоритеты. Вместо выхода голодное животное начало искать вход… в местную столовую.
Как оказалось, в городке работало лишь две столовых, одна на «учебной» стороне, где бесновался мастифф, а вторая на административной. Несмотря на то, что мокрая собака бесилась сейчас, наводя хаос, в пустующей учебной части, она решила, что заслужила минимум административный паек, поэтому, с треском и звоном выпрыгнув с третьего этажа, мастифф обрушился на асфальт у берега, а затем, взяв небольшой разгон, перепрыгнул реку, отправившись на запах еды. Отчаяние и паника, излучаемая оставленными далеко позади солдатами, были очень… красочны.
Шоу продолжалось, постоянно искушая меня рискнуть и воспользоваться ситуацией, ведь до административного центра, содержащего как Баранова, так и необходимые мне данные, оставалось совсем немного. Однако, приходилось держаться. Местный порядок, заставляющий всех и каждого носить облегающую униформу своего функционального назначения, буквально ставил крест на попытках маскировки. Я не должен был попасться на глаза вообще никому.
Мастиф, разгромив столовую, распугал людей, сожрав всё, до чего смог дотянуться. Он мастерски воспользовался паузой, которую ему с радостью предоставили немногочисленные солдаты, а затем, высадив своей тушей окно и сбив с ног парочку японцев, пытавшуюся проконтролировать ту сторону здания, бодро умчался… к реке, нырнул в нее, и, снеся улавливатели ниже по течению, был таков.
Я, лежащий в холодной грязной воде, лишь с удивлением покачал головой. Кажется, это была не первая секретная база в глуши, которую грабит этот пес…
Интерлюдия
Восемь человек стояли в одном строю. Всего восемь. Он, девятый, перед ними. Перед ними, с ними, позади них. Как и всегда.
– Я никогда не говорил вам ни слова лжи, сейчас этого тоже не будет, – негромко, но очень тщательно, отчетливо произносил речь Соцуюки Шин, – Мы все здесь, потому что служим своей стране. То, что мы делали, то, что делаем, что будем делать. Наши задачи всегда были простыми и ясными, двусмысленностей не наблюдалось. Мы делали своё дело, делали его хорошо. Как оказалось, настолько хорошо, что нас решили убрать…
Восемь пар глаз смотрят спокойно и уверенно. Они здесь, потому что уже всё решили. Они здесь, потому что уже мертвы, несмотря на то что у половины есть семьи, родственники, друзья и коллеги. Были. Каждый из стоящих напротив Соцуюки Шина солдат – «надевший черное». Половина, та, что с семьями и друзьями, стала ими полторы недели назад, остальные – уже давно. Приняв решение, а затем и Снадобье, они умерли. Назад дороги не было.
– Мы отдавали свои жизни, мы пачкали свои руки, всё это мы делали ради страны! – повысил голос бывший генерал, – А оказалось, что нас считали просто сторожевыми собаками, подъедающими расплодившихся лис! Когда мы обнажили клыки на нечто куда более опасное, чем обычную банду отморозков, мне выстрелили в спину. Вас – убрали, заставив подчиняться приказам предателя. Отправили дальше выполнять строго определенные изначально роли. Вы сделали иной выбор.
Да, они ушли. Исчезли. По призыву Шина Соцуюки, единственного человека с безукоризненной репутацией. Однако, теперь его считают преступником. Теперь его возможности начинаются и заканчиваются лишь ими, восемью солдатами, оставшимися верными не присяге, а долгу. Точнее, их девять. Сейчас в строю все, включая генерала.
Последний бой.
– Мы не можем найти виновных, не можем их расстрелять! – чеканил генерал, – Но мы можем открыть глаза людям на происходящее. Заставить их думать, тревожиться, искать. Они, граждане этой страны, сделают за нас нашу работу! Иного не дано!
– Хай! – коротко и слаженно отвечает восьмерка. Им, этим людям, не нужна эта речь, Шин это прекрасно знает. Ему тоже. Однако, эти слова, что он произносит, должны быть сказаны здесь и сейчас. Им, глаза в глаза. Он отдает им честь, а солдаты, которые прямо из этого кабинета уйдут на свои последние миссии, отдают честь ему. Время самого Шина тоже близится, но за ним последний акт операции, поэтому генерал проживёт чуть подольше.