На этот раз сеть подземных переходов Акихабары была битком забита людьми. Бездомные, чуя большой переполох, пытались укрыться в безопасном месте, скапливаясь в этом импровизированном лабиринте. Они бродили по коридорам, таща с собой свои пожитки, искали себе нишу, куда можно будет приткнуться. Пока что, эти по-своему мудрые люди, даже не пытались огородиться, устроив себе уголок приватности, а просто, найдя место, садились там, терпеливо ожидая, пока траффик в узких переходах окончательно спадёт. Меня они провожали взглядами, полными страха и тревоги. Но не все.
– Постойте-ка, молодой человек, – загородил мне проход один довольно старый, но еще крепкий человек, – Хочу узнать, что вы здесь ищете?
– Здорового ленивого медведя, – ответил я, – Подскажете, где он?
– И зачем вам наш защитник? – посуровел местный вахтер.
– Хочу у него кое-что спросить.
– Сейчас не лучшее время для вопросов, молодой господин, – это прозвучало удивительно твердо.
– Хм, – я смерил взглядом бездомного, – Я здесь далеко не первый раз, так что могу уверенно сказать, что это место принадлежит Пангао, а вы его гости, получающие защиту за… небольшие услуги. Расчесать шерсть, принести бамбук, может, даже отполировать когти… такие вот мелочи. И уж точно, что из всех живых существ на планете, ты, старик, являешься последним, кто решает, кто увидит Пангао, а кто нет. Прочь с дороги. Ты тратишь моё время.
Старик покраснел от злости, унижения и негодования, но сделал шаг в сторону.
– Посмотрим, как ты его здесь найдешь без нашей помощи… – пробурчал он.
– Не вижу в этом проблемы, – качнул я на прощание головой, продолжив двигаться туда, куда меня вело излучение разбуженной Ки китайского медведя. За спиной у меня звучало неразборчивое обладание неслучившегося защитника панд.
Чем-то он мне напомнил Хаташири. Тот, со своими мутными речами на тему долга, ответственности и поведения настоящего гражданина, был столь же жалок, как и этот старик. Не умея или не желая добиваться чего-то стоящего, такие люди пытаются сподвигнуть окружающих на выгодные им действия. Бессильные, ленивые, бесполезные, но пытающиеся поднять свой статус с помощью лицемерных речей. Может показаться, что я наговариваю на лысого инвалида, самоотверженно трудившегося в школе преподавателем, но кому как не мне знать, что он только преподавал историю?
Пришлось порядком прошагать, чтобы отыскать дорогу вниз, к панде, а когда я это сделал, то на подходе услышал, что у Пангао гости. Причем не простые, а говорящие на немецком.
– Прекрати прикидываться, зверь! – звуки раздраженного мужского голоса хорошо разносились по сырому скособоченному коридору, в котором стоял я, – Двадцать два года назад ты жил в Глазго, ты прекрасно понимаешь этот язык! Где нужные мне люди?! Отведи нас к ним! Или получишь пулю! Я дам тебе еще две минуты!
Смешанное угрюмое ворчание было ответом на это заявление, но мужчина лишь издевательски рассмеялся.
– Мне много рассказывали о тебе, зверь! Поэтому я и даю тебе время, чтобы ты, как и всегда, сделал вид, что являешься настоящим бойцом! Ты слишком любишь жизнь, китайский ублюдок! Ну давай, поскалься, поворчи! Пару минут на клоунаду – невеликая цена за нашего родича и Кирью!
Все стало куда интереснее. Так-то я был почти не против, чтобы ленивую и хитрую панду кто-нибудь пристрелил… ну не до смерти, а так, чтобы тот задумался. С другой стороны, Аффаузи…
Ну кто там может быть, как не Аффаузи, ищущие своего потерянного мальчика?
Я оказался прав, но не совсем. Кроме троицы, принадлежащей к роду Аффаузи, (если судить по дорогим костюмам), и забившейся в угол панды, показывающей клыки всем желающим, в комнатушке еще было двое человек, одетых в форму японской полиции. Эти стояли с пистолетами в руках.
Их я застрелил первыми. Хм, если вообще есть какая-то разница в том, в кого только что попала первая пуля, когда их выпущено сразу всего четыре. Серия отчетливых хлопков глушителя, тела, пуская струйки крови из простреленных черепов, валятся на пол, оставшийся в живых адепт немецкого языка разворачивается со скоростью ужаленного в задницу кота, пуча свои большие, но невыразительные глаза англосакса.
Панда остается сидеть с открытой пастью.
– Кажется, здесь меня искали? – дурацкий вопрос, какая разница, что здесь делали до меня? Надо по-другому:
– Будь добр, разожги источник поярче. Мне нужно знать предел твоих сил. Иначе убью.
– Из пистолета…? – мужчина в костюме стоимостью с хороший автомобиль почти сипит, бросая взгляды на лежащие под его ногами тела.
– Из него, – киваю я, а затем делюсь опытом, – Из него удобнее.
Он пытается подобраться, но получает по пуле в каждое бедро, падая на пол. Панда взволнованно сопит. Я, выщелкнув магазин, повторяю своё требование и занимаюсь перезарядкой.
– Тебе не жить, японец…! – сипит, наконец, представитель рода, – Ты хоть представляешь, что…
– Ты слабак, – перебиваю я его, – Почему за Гансом отправили такое ничтожество? Потому что даже отправлявший ничего из себя уже не представляет. Старым родам конец, вас уже рвут на части как изнутри, так и снаружи. Через неделю выжившие уже начнут прятаться.
Источник Аффаузи судорожно дёргается, пытаясь разогреться еще сильнее, но я уже вижу, что он пришёл к Пангао во «всеоружии», справедливо опасаясь, что медведь легко навешает четырем простым смертным и такому слабому практику.
– Бесполезен, – выношу вердикт, стреляя человеку в грудь. Недостаточно энергии, чтобы сформировать капсулу и отправить туда, куда отправилось Ки остальных. Недостаточно, чтобы работать генератором. То ли дело главы родов, получающие интересные, но фатальные письма, или Ганс. Жаль, что Суньига мертв. Он бы смог, наверное, раздобыть еще три-четыре почтовых адреса…
Пангао озадаченно рычит, не делая попыток покинуть своё сомнительное убежище. Похоже, он здорово ошарашен оружием в моих руках.
– Что смотришь? – спрашиваю я, свинчивая глушитель с пистолета и пряча оружие, – Боялся? Ну правильно, откуда тебе знать, что Старым родам пришёл конец. Это крысы, а не львы. Мог бы их спокойно замочить. Расслабь булки, медведь. Я просто ищу свою жену. У тебя должно быть хоть что-то. Идея, записка от Хаттори… дай мне след. Только быстро.
Панда несмело приблизился ко мне, а затем, видя, что никаких резких движений делать не планирую, ткнул носом туда, куда я спрятал огнестрельное оружие. Эдакий вопрос, чей подтекст нам обоим понятен.
– Сила, – со вздохом объясняю я китайскому медведю, – и подсознание. Если разуму кажется позорным уклонение от схватки, то он накажет своего трусливого носителя. Если сама твоя суть знает, что результат будет одним и тем же, каким орудием ты бы не воспользовался, то искажаться она не будет. Я уже на том уровне, когда схватки уже не нужны. Равных нет.