Смольников поднялся с постели очень поздно, почти в полдень. Он несколько раз выныривал из теплой вязкой сонной волны и снова с наслаждением погружался в нее. Так он проспал почти до двенадцати, пока не почувствовал, как Мариам гладит его по голове.
— Вставай, засоня.
Он открыл глаза и улыбнулся, увидев ее снова.
— Сколько время сейчас, Маш?
— Почти двенадцать.
— Ой, ерш-твою-мень! — вскрикнул он, удивившись не на шутку.
— Не ругайся в моем доме!
Саша приподнялся на локте. Мариам сидела на постели, поджав одну ногу под себя. Из-за халата двумя выпуклыми и аппетитными бугорками белел сгиб ее колена.
— А если так? — Саша просунул палец в этот сгиб и несколько раз подвигал его взад-вперед.
— Пошляк! — одернула она ногу.
— Кто бы накормил этого пошляка?
— Стол давно накрыт!
Смольников направился в ванную. Он накинул на себя халат покойного мужа Мариам, боясь вчерашних молоденьких девушек, которые могли увидеть его обнаженным. Но студенты еще с утра разбежались по университетам, полные надежд и сомнений. Абитуриентская суета подходила к концу, приемные комиссии вывешивали списки и закрывались одна за другой. На город тяжелой гудящей стеной надвигалось лето.
— Там пачка с бритвами лежит, на столике, возьми себе одну.
— Ага, вижу!
Он полез под прохладный душ и с удовольствием опорожнил свой мочевой пузырь прямо в потоке воды. Когда он вышел из ванной, умытый, свежий, с чисто выбритым лицом, Мариам во всю хозяйничала на кухне.
— Скоро дом опять опустеет, до самой осени, — грустно сказала она, пододвинув ему тарелку с яичницей.
— Хочешь, я буду к тебе приходить?
— Хочу.
Он открыл пачку с соком и налил в стакан холодный оранжевый напиток.
— Я действительно этого хочу, Саша.
Он выпил сок, глядя ей в глаза.
— Маш, я кое-что должен тебе сказать.
— Да?
— Мы с Жантиком должны провернуть одно дело...
— Можешь не говорить подробностей, я не лезу в чужие дела, — перебила она его, откидывая с лица непослушный локон. Сегодня она была не такой привлекательной, как вчера вечером. Тонкие, как паутина, лучики морщин обтягивали ее лицо, и когда она говорила, они то истончались до невидимости, то снова появлялись на бледной коже. Но Смольников был уже достаточно стар и умен для того, чтобы судить о женщине по куда более надежным параметрам, чем морщинки на лице. Он откровенно получал удовольствие от ее манеры говорить, чуть напрягая шейные мышцы, отчего получались тонкие глиссирующие звуки. Ему было кайфово от ее манеры сидеть, покачивая полноватыми, но от этого не менее привлекательными, ногами, это добавляло ей шарма. Да много от чего в женщине можно было получить удовольствие, и секс был только частью этого дела.
С Наташкой у него почему-то не было этого желания ценить каждый штрих в их отношениях. Не было с самого первого дня их знакомства. С молодыми девушками всегда так — общаясь с ними, почему-то не замечаешь нюансов, не проникаешься тонкостями их натуры.
— Да я не о том! Я хотел сказать о наших с тобой отношениях. О том, что мы могли бы продолжить встречаться, после того как...
— Ешь! — сказала она с улыбкой, явно избегая прямых разговоров.
Смольников попытался, было, продолжить свою мысль, но его изголодавшийся организм решительно пресек все эти задушевные беседы, и он жадно принялся за еду.
— Скоро я затею здесь ремонт, — сказала Мариам, разрезая хлеб. Она сделала ему бутерброд с колбасой и положила рядом с тарелкой. — Пробью стену в зале, сделаю большой холл.
— Шикарно, — промямлил он с набитым ртом.
— Куплю новую мебель, — она включила электрический чайник и вода гулко застучала в пластиковом сосуде.
— Можно я тоже кое-что тебе куплю? — спросил он, принимаясь за бутерброд.
— Саш, я не бедная, спасибо!
— Это будет подарок от меня.
— За что?
— За эту ночь.
— За эту ночь?! — она рассмеялась, закрыв лицо руками.
— Ты не подумай, я просто... Я хотел сказать...
— Кушай, Саша, кушай! У тебя это лучше получается!
— Да, это точно!
«Дин-дон!» — раздался звонок в коридоре.
— Сиди, я сама!
Мариам побежала открывать дверь.
— Ох, как жарко на улице! — раздался с порога мужской голос.
На кухне появился вчерашний верзила по имени Руслан. В дневном свете он выглядел еще более внушительно. У него была широкая грудная клетка и толстые короткие руки. Саша сразу понял, что он из села. В Алмате сельского человека легко узнать не только по одежде и загорелой коже. Сельские еще и здороваются немного по-другому, нежели коренные алматинцы. Они почтительно склоняются и чуть сгибают колени при рукопожатии. Если рукопожатие произвести затруднительно, например, в тесной комнатке или в юрте, то они прижимают ладонь к груди в знак приветствия. Особенно часто так ведут себя приезжие из шымкентской области, да, впрочем, и все южане. Пожив несколько лет в городе, сельские люди, конечно, навсегда теряют эти церемонии и обретают более примитивные, по-настоящему городские навыки коммуникаций, типа кивка головой, небрежного жеста и мимолетного взгляда.
— Руслан — мой племянник, — представила его Мариам. Они поздоровались, и парень присоединился к их столу, буквально заполнив кухню своим телом.
Вот так не спеша, они сидели втроем, и пили чай. За окном, белым жарким светом разгорался день и Смольников перестал чувствовать себя одиноким, как это бывало с ним раньше, когда он ездил в другие города, в поисках денег и удачи. Его сотовый телефон был отключен, рядом с ним сидели люди, которых он едва знал, а впереди мельтешила невеселая перспектива ломиться через окно в чужое мрачное здание. И все-таки, ему здесь было хорошо, словно он делал сейчас что-то очень разумное и вполне естественное.
По своему обыкновению, он старался думать о деньгах, но ничего толкового из этого не получалось. Те пачки, которые были у него в кармане, слишком легко ему достались, поэтому особой цены за ними он не чувствовал. А те, которые ожидали его после успешного завершения дела — думать о них не было никакого практического смысла. «Когда же, наконец, приедет Жантик?!» — вот о чем он спрашивал сейчас себя, понимая, что за этим вопросом кроется единственный смысл его пребывания здесь.
Наконец, зазвонил телефон.
— Это Жантик звонит, — сказала Мариам, передавая ему трубку.
— Але, Саша! — зазвучал голос Омарова. — Давай на улицу, мы тебя ждем! Бабки можешь оставить Маше на хранение. Ей можно доверять, я ручаюсь за нее головой.
— Понял! — Смольников нажал кнопку отбоя и вернул трубку Мариам.
— Мне пора.
— Ну, удачи, Сашенька!
Мариам поднялась и как-то совсем по-семейному принялась собирать ему в дорогу еду.
— Ты что, не надо! — смутился Смольников, глядя, как она складывает в пакет курицу, выпечку, сок, еще что-то.
— Ну, зачем вы будете ходить по кафешкам? Покушаете домашнего! — оправдывалась она.
Смольников оставил ей на хранение свои деньги, получил взамен увесистый пакет с едой и направился в коридор. На прощание, он обнял ее и поцеловал в губы. Пожал руку Руслану и пошел по лестнице вниз.
Жантик встретил его у подъезда и повел к машине. Оказывается, он взял в дело третьего человека — маленького невзрачного мужичка, с золотыми зубами и наколками на пальцах. Звали его Мамедом. По словам Омарова, он промышлял развозом стройматериалов на своем большегрузном «Мерседесе». Они поздоровались и тут же тронулись в путь.
— Как тебе Мариам? — спросил Жантик с явным любопытством.
— Очень приятная женщина!
— Ну вы как, поладили? — подмигнул он, намекая на интим, конечно.
— Да, — ответ Саши прозвучал неохотно. Все-таки чужой человек сидел рядом.
Жантик осклабился, весьма довольно, глянув мельком на Мамеда.
— Плохого не держим, Смола, только высшее качество!
— Да, я убедился!
Смольникову хотелось спросить, как он познакомился с Машей, да и вообще, узнать об этой женщине больше. Но он не хотел показывать Жантику свою заинтересованность.
— Пойдем назад, в салон, я покажу тебе, что и как.