На больных они мало походили, поэтому Платина решила, что это, скорее всего, их родственники. Привезли страждущих к добрым служительницам милосердной Голи и теперь терпеливо ждут результатов лечения.
Появление новых людей вызвало среди них лёгкий ажиотаж.
Игравшие среди деревьев дети, перестав галдеть, замерли низенькими столбиками, облачёнными в застиранные, густо покрытые заплатами платьица и курточки.
Оставив свои дела, бедно одетые женщины с озабоченными, осунувшимися лицами провожали повозку устало-равнодушными взглядами.
Замолчали и двое седобородых старца, степенно беседовавших о чём-то под кривобоким навесом.
Но интерес скоро угас, и когда усталый вол подвёз телегу к гостеприимно распахнутым воротам, за спинами Замина и его спутников вновь зазвенели звонкие детские голоса.
Внезапно дорогу шагавшему впереди старику заступила молодая женщина в бесформенном коричневом балахоне.
Склонив гладко выбритую голову, она поинтересовалась глухим, надтреснутым голосом:
— Что тебе нужно в обители «Добродетельного послушания»?
— Здравствуй, почтенная, — низко поклонился крестьянин. — Вот сына к милосердной Голи привёз. Болеет он у меня.
Замин вытер набежавшую слезу.
— Только на её милость и надеюсь.
Посмотрев ему за спину, монашка виновато развела руками.
— Прости почтенный, только повозке в монастырь нельзя. Видишь, какие у нас дорожки узкие? Твой сын совсем не может ходить?
Собеседник замялся, но тут подал голос больной:
— Я дойду, отец.
И кряхтя заворочался, откидывая в сторону одеяло.
Младший брат тут же бросился ему помогать.
Пособил сесть, сам обул ему плетёные сандалии, аккуратно завязав концы конопляных верёвочек, набросил на плечи кафтан.
Мужчина торопливо запахнул полы, явно стыдясь своего грязного белья.
Держась за младшего брата и за отца, больной с трудом встал на ноги. На пожелтевшем лице тут же выступили крупные капли пота.
— Куда нам идти, почтенная? — спросил Замин, поддерживая старшего сына под плечо.
— Вон тропинка вдоль стены, — объяснила монашка, указав на узкую, выложенную камнем дорожку между оградой и зарослями невысоких раскидистых деревьев.
За ними виднелась, крытая коричневой черепицей, крыша и слышались неясные голоса.
— Спасибо, почтенная, — кивнул крестьянин. — Ну, мы пойдём.
И, глянув на младшего отпрыска, распорядился:
— Я тут сам управлюсь. А ты телегу отгони куда-нибудь. Вола не распрягай. Да смотри не отходи от него!
— Да, отец, — хмуро кивнул подросток.
Поддерживая с видимым трудом переставлявшего ноги сына, старик повёл его в указанном направлении, а монашка вопросительно уставилась на молодых людей.
Ия специально замешкалась, давая возможность попутчику заговорить первым.
Не заставляя себя ждать, тот охотно поведал о своей беде и даже попытался снять куртку, дабы продемонстрировать мучивший его нарыв.
Однако собеседница попросила парня воздержаться от подобного поступка, направив его по известному маршруту между монастырской стеной и зарослями.
Дождавшись, когда тот отойдёт шагов на десять, девушка приподняла шляпу, показывая замызганную повязку и почти не заикаясь спросила:
— Где я могу увидеть госпожу Амадо Сабуро?
— А зачем она тебе? — насторожилась монашка.
— Очень нужно, почтенная, — заверила приёмная дочь бывшего начальника уезда. — У меня для неё важные новости.
— Скажи мне, я передам, — не уступая предложила женщина, посетовав: — У преподобной и без того много дел.
— Прости, уважаемая, — решительно покачала головой Платина. — Не могу. Я должен поговорить с ней сам.
— Но я не знаю, где она сейчас, — нахмурилась собеседница, сверля её неприязненным взглядом, и нехотя посоветовала: — Посмотри на лекарском дворе.
Она кинула в сторону знакомой тропинки.
— А если там нет, спроси у кого-нибудь.
— Спасибо, почтенная, — поклонилась Ия.
Обогнув несколько раскидистых, тесно растущих деревьев, она увидела что-то вроде маленькой площади перед зданием с привычного вида сквозной верандой.
Возле низкой каменной лестницы сидела пожилая монашка с усталым, хмурым лицом. Перед ней выстроились в молчаливую очередь около двадцати бедно одетых простолюдинов разного пола и возраста.
Представ пред суровые очи служительницы богини милосердия, каждый из них называл своё имя, место проживания и симптомы недуга.
Задав несколько уточняющих вопросов, монашка делала соответствующую запись в толстой, потрёпанной книге, после чего больной отправлялся к навесу, под которым стояли широкие деревянные лавки.