— А вы не можете показать как? Хотя бы приблизительно.
— Попробую, — нерешительно пробормотал юноша, изобразив несколько знаков, чем-то напоминающих скандинавские руны со множеством мелких деталей.
— Это не точно, но примерно так.
«Ну, это явно не кириллица, — усмехнулась про себя Ия, складывая бумагу. — И даже не латиница. Кракозябры какие-то. Но всё равно, неплохо бы заглянуть в ту книгу».
Однако, это дело будущего, а в настоящем становилось понятно, что Накадзимо с приятелями твёрдо намерен оставить её в Кафусё, поэтому девушка посчитала более важным узнать об этом городе побольше.
Вот только Дого Асано родился и вырос в столице, уже тогда, когда его отец преподавал в Гайхего, и никогда не посещал родину предков, имея о ней весьма смутное представление, почерпнутое лишь из рассказов родителей.
Платина не узнала от своего спутника ничего нового. Она ещё раньше выяснила, что Кафусё — довольно крупный населённый пункт, расположенный на берегу одноимённого большого озера, славится какой-то своей особенной бумагой и ежегодным фестивалем лодок.
Разочарованная отсутствием новой информации о будущем месте жительства, Ия принялась расспрашивать молодого человека о его семье, рассудив, что контактов с этими людьми ей не избежать, следовательно, стоит узнать о них побольше. Вот об этом собеседник рассказывал охотно и с удовольствием вспоминая всё новые подробности.
Оказывается, что знаменитому учёному уже шестьдесят четыре года. Возраст для аборигенов более чем почтенный. У него две жены. Точнее: супруга и первая наложница, а также пятеро сыновей и шесть дочек. Старшие давно обзавелись своими семьями и живут отдельно. Как заботливый отец, господин Нависамо Асано устроил им блестящие партии в браке, породнившись со многими влиятельными людьми, и тем самым уберёг своих детей от неприятностей, выпавших на его долю после демонстративной отставки с поста старшего познающего Гайхего.
В ссылку с отцом отправился только сын шести годов и двенадцатилетняя дочь. Именно на них пришелица из иного мира планировала опробовать свои настольные игры.
Кроме ближайших родственников, Дого Асано упомянул бессменного секретаря своего отца, господина Найо Мадуцо, служившего ему более двадцати лет и тоже считавшегося членом семьи.
«Что-то вроде «самой младшей госпожи»», — с иронией подумала тогда приёмная дочь бывшего начальника уезда.
Но вот о слугах юноша даже не упомянул, хотя, наверное, среди них тоже есть те, кто уже много лет исполняет каждое желание его отца. Однако Платина уже давно не удивлялась столь пренебрежительному отношению далеко не самых худших представителей благородного сословия к простолюдинам, воспринимая это как неотъемлемую часть той действительности, в которой придётся жить.
Поэтому, машинально отметив сей факт, она не забыла спросить о наиболее значимых родственниках опального учёного, проживавших непосредственно в уезде Кафусё.
Собеседник отвечал, что из рассказов и писем отца ему известно о двух своих двоюродных дядях: рыцаре Хирадо Асано и управителе барона Кузуо — господине Шуджо Асано. Также упоминались чиновники из уездной канцелярии и десятник городской стражи. Но это лишь те, кого считали близкой роднёй.
Со слов Дого Асано получалось, что покровительство его папаши может оказаться для беглой преступницы весьма полезным и вряд ли особенно обременительным. Особенно Ие импонировало то, что после смерти супруги семь лет назад господин Нависамо Асано не стал ещё раз жениться, хотя самой молодой из его жён уже за тридцать.
Тем не менее по мере приближения к Кафусё, девушка волновалась всё сильнее, хоть и понимала полную бесполезность подобного рода переживаний.
На остановке в полдень, когда они обедали захваченными в гостинице продуктами, у приёмной дочери бывшего начальника уезда кусок в горло не лез, и ей приходилось буквально заставлять себя есть.
Молодой господин Асано ещё не слишком умело обращался с костылём, поэтому по нужде ходил в сопровождении слуг. Вернувшись из кустов, он уселся на траве, вытянув пострадавшую ногу, и принялся с аппетитом поглощать варёный рис, политый острым соусом, глядя куда-то в одну точку и словно не замечая ничего вокруг. Похоже, он тоже нервничал.
Платина «поймала» то ли сочувственный, то ли насмешливый взгляд лжебрата. В дороге господин Таниго старательно изображал заботливого родственника и, возможно, проникся к Ие чем-то вроде симпатии? Мэсо Сенто, как всегда, вёл себя подчёркнуто равнодушно, по мере сил стараясь избегать любого общения с девушкой.