— Хотите попробовать? — усмехнулся собеседник.
— Не хочу, — покачала головой девушка. — Но, если придётся — не отступлю, так и знайте!
— Заходите, — пригласил мужчина, распахивая дверь.
— После вас, — чуть поклонилась Платина.
Пройдя вслед за секретарём мимо заставленных книгами стеллажей к всё также заваленному бумагами столу, Ия присела на освобождённый ещё молодым господином Асано табурет и вновь остро пожалела об его отсутствии, которое всё больше казалось ей подозрительным.
Приоткрыв окно у стола, провожатый достал из широкого рукава тощий кошелёк, покопался в нём и выложил на стол десять медных монет.
— Господин приказал с вами рассчитаться. Возьмите. Не знаю только, хватит ли этого на хорошую табуретку.
— Хватит, господин Мадуцо, — заверила его приёмная дочь бывшего начальника уезда. — Даже ещё останется, чтобы купить для вас чаю.
— Такую дешёвку пейте сами! — брезгливо скривился собеседник.
— Нет, — покачала головой девушка. — Я сберегу его специально для вас.
— Тогда я не стану у вас пить чай, — хмыкнул секретарь опального учёного.
— Я буду только рада, — потупив взор, улыбнулась беглая преступница.
Покачав головой, мужчина прошёл куда-то вглубь помещения. Послышался негромкий лязг металла. Чуть слышно скрипнули петли. Скорее всего, секретарь открыл какой-то ящик или сундук.
Он появился, держа в руках большую, размером с солидный ноутбук, но гораздо более толстую книгу, завёрнутую в кусок дорогого алого шёлка.
— Это и есть Санедорис Вагникум! — торжественно объявил мужчина, опуская свою ношу на стол. — Трактат по лекарскому искусству, написанный учёными мужами из заморской Кадеми.
— Заморской… чего? — настороженно переспросила Ия.
— Кадеми, — чуть ли не по слогам повторил собеседник, глядя на неё с презрительным превосходством. — Это что-то вроде нашего Гайхего. Заморский посол говорил господину, что там собраны лучшие умы той страны.
— И это место называется Академия? — нервно сглотнув, решила окончательно развеять свои сомнения девушка, произнеся последнее слово по-русски.
— Ну, я так и сказал: Кадеми, — кивнул Мадуцо, разворачивая толстую, шуршащую ткань. — Они ещё называют себя Школой школ. Там, конечно, живут одни варвары, но книги у них почти ничем не хуже, чем у нас в Благословенной империи.
Под гладким шёлком оказалась обложка из странной тёмно-зелёной, с желтоватым отливом кожи, поверх которой красовался блестящий, явно серебряный знак причудливо изогнутой формы, показавшийся странно знакомым.
— Что это, господин Мадуцо? — спросила Платина, в волнении встав с табурета.
— Шкура водяного дракона, — охотно пояснил тот. — В Кадеми заворачивают в неё самые ценные книги. Она очень дорогая и прочная.
— Нет, нет, господин Мадуцо, — покачала головой Ия. — Я имела ввиду вот эту… непонятную загогулину.
— Ах, вот вы о чём, — усмехнулся мужчина. — Посол сказал, что — это главный символ Кадеми. Он стоит на всех написанных там книгах. Означает извилистость и непрерывность пути познания.
«Больше похож на скрипичный ключ», — отметила про себя девушка, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Она терпеливо дождалась, когда секретарь, обойдя стол, усядется напротив, и только после этого с нарастающим душевным трепетом открыла обложку.
Ворвавшийся в приоткрытое окно порыв ветра зашелестел разложенными бумагами. На миг показалось, что он принёс до боли знакомый аромат корицы, но Платина тут же забыла обо всём, увидев большого, тщательно прорисованного… двуглавого орла!
«Наш герб! — охнула Ия, до боли закусывая губу, чтобы не закричать. — Нет, не может быть! Откуда!? Да нет, не он. Но до чего же похож».
Облегчённо переведя дух, она заметила отсутствие корон. Вместо них над головами протянута лента к короткой надписью. Также отсутствовал щит с Георгием Победоносцем.
«Как на рублях, — неожиданно подумала пришелица из иного мира. — А нет, клювы маленькие, крылья по-другому раскинуты, и в лапах у него чего-то зажато. В одной, кажется, свиток, а в другой — короткая палочка. Наверное, там такой пишут?»
Тем не менее её всё сильнее разбирало любопытство, и она спросила, разворачивая книгу:
— Господин Мадуцо, почему здесь две головы?
Что-то усердно писавший напротив секретарь недовольно посмотрел на неё.
— Госпожа Харуко, если господин позволил вам посмотреть свою книгу, это не значит, что вы можете мне мешать.