провожу в четырех стенах, серых и тусклых. Ежедневные получасовые прогулки вдоль
забора тоже ему не способствуют, - я с тоской посмотрела на лес, раскинувшийся прямо
за высоким забором, которым была обнесена территория монастыря, и, вздохнув, отвела
глаза, - Почему мы никогда не выходим туда?
Аслан пожал плечами.
- Должно быть боятся, что мы разбредемся и потеряемся. Или сбежим. В любом случае
потеря денег.
- Знаешь, мне кажется, я стала забывать, как выглядит реальный мир, вне этих стен. И уже
не уверена, существует ли он, - я подняла глаза на Аслана и грустно улыбнулась.
Несколько секунд он молча смотрел мне в глаза, затем отвел взгляд, продолжая
пересыпать порошок в стержень, так и не проронив ни слова. Я тоже вернулась к своему
занятию больше, решив больше не отвлекаться. Не прими я такого решения, я бы
заметила, что Аслан снова поднял голову и некоторое время сосредоточенно
рассматривал мое лицо, словно обдумывая что-то. Затем отвернулся и спросил:
- Закончила? Отлично. Теперь пересыпай остатки порошка в корпус и утрамбовывай.
Я сделала, как он сказал, стараясь не просыпать ни крупицы, Аслан вставил вторую
винную пробку внутрь и воткнул начиненный серой стержень посередине.
- Ну вот и все. Осталось дождаться появления мадам Робер. Она всегда перед обедом
выходит к машине, чтобы принять таблетки от нервов. Учитывая, сколько их она уже
проглотила, удивительно, что до сих пор так пугается наших сюрпризов.
Аслан оказался прав, долго ждать не пришлось. Из своего укрытия мы услышали, как
открылась входная дверь, затем шорох гальки под чьими-то быстрыми шагами. Аслан
чиркнул спичкой и поджег стержень ручки, имитирующей фитиль, и мы, как были, на
корточках, начали медленно перемещаться по направлению к капоту. Мадам Робер
отключила сигнализацию и уже взялась за ручку, собираясь открыть машину, как вдруг
раздался оглушающий хлопок, а в небо взмыла одна из опаленных винных пробок,
приземлившись прямо на лобовое стекло. Мадам Робер закричала, отпрянув от машины, и
уже привычным жестом схватилась за сердце. Мы с Асланом осторожно выглядывали из-
за капота, наслаждаясь каждым оттенком эмоций на ее лице и тихо посмеиваясь,
прикрывая рот ладонью. Немного придя в себя и осознав, что в очередной раз стала
жертвой наших проделок, начала озираться по сторонам в поисках нас, но успела увидеть
только наши стремительно удаляющиеся спины. Ей ничего другого не оставалось как
крикнуть нам в след:
- Радо! Локвуд! Вы у меня получите! Неделю будете сидеть взаперти на хлебе и воде!
Но мы не слышали, ее голос тонул в нашем звонком смехе. Мы продолжали бежать,
держась за руки, и даже не думали останавливаться.
Глава 7.
- Это твоя мама?
- Да.
Виктория держала в руках несколько моих рисунков, в том числе портрет Аслана, и подолгу рассматривала каждый. Мне было очень приятно видеть в ее глазах неподдельное восхищение, когда она брала в руки следующий, с трудом отводя взгляд от предыдущего.
- Она очень красивая.
- Да. Жаль, что я совершенно на нее не похожа.
Мисс Миллер отложила мамин портрет, ласково улыбнулась и провела ладонью по моей щеке.
- Ты тоже красива, милая. Раз ты не похожа на маму, то наверно, взяла все лучшее от отца. Знаешь как говорят? Если дочери похожи на своих отцов, то они будут счастливыми.
- Что ж, значит я – исключение. Я сирота, оказавшаяся в другой стране, языка которого не знаю, застряла в самом скучном месте какое себе только можно представить. Счастьем здесь даже не пахнет.
Явно не найдя подходящих слов, чтобы возразить мне, Виктория снова взяла в руки рисунок, бережно проведя по нему рукой.
- Как ее зовут?
- Афина. Моя бабушка в юном возрасте повздорила с матерью и, по ее словам, сбежала на край света, а именно – в Грецию. Со временем открыла там отель на побережье и родила двух дочек, дав им греческие имена – Афина и София. Мама рассказывала, что то время было самым лучшим в ее жизни. По вечерам все собирались за большим столом во дворе, они и те, кто гостил в то время в отеле, рассказывали истории, пели песни и много смеялись. Правда со временем отель стал уже не так популярен, как раньше, туристы все реже останавливались у них, потому он постепенно приходил в запустение. Не хватало денег, чтобы платить сотрудникам, многие уволились, но, что удивительно, большинство осталось из уважения к бабушке и любви к моей маме и тете, которых знали с пеленок. Однако было тяжело, мама рассказывала, что они сами латали крышу и заделывали трещины в полу, чинили мебель.