- А разве тебе не должны были забрать родственники? Ведь вы, французы, так щепетильно относитесь к вопросу несчастных и всеми брошенных детей, - небрежно спросил Аслан, получив от меня грозный взгляд за свои слова.
- Сомневаюсь, что дальние родственники вообще знают о моем существовании.
- Их должны были найти и предупредить. По крайней мере так говорила мадам Робер. Это первое, что она делает, заполучив в свои сети очередного ребенка. Но если забрать его будет некому, она начнет плести вокруг него паутину и уж точно ни за что не отпустит.
- Звучит устрашающе, - Гаспар попытался выдавить из себя улыбку, но она разбилась о реальность, которую он не хотел признавать и мог не делать этого ровно до того момента, пока та не была озвучена Асланом, - Ну что ж, я здесь уже неделю, так что-либо мои родственники добираются сюда на собаках, либо они являются исключениями, теми, кто не боится всеобщего пренебрежения из-за того, что бросили осиротевшего ребенка на произвол судьбы.
- Если они едут сюда на таких собаках, как эта, - Аслан бесцеремонно ткнул пальцем в Барсака, - То у меня для тебя плохие новости: когда они наконец доберутся, ты будешь уже седым беззубым стариком.
- Меня тоже так никто и не забрал, - тихо произнесла я, - С каждым днем уверенность в том, что когда-то за мной придут, угасала все больше, а когда минул год моего пребывания здесь, она и вовсе улетучилась.
Моя ладонь все еще лежала поверх руки Гаспара, он перевернул ее и соединил наши пальцы. Мы смотрели друг другу в глаза, понимая, что чувствует каждый. Слова были не нужны.
- У тебя хороший английский для местного, - сказала Аслан, намеренно или нет прерывая наш немой диалог.
- Мой отец – англичанин, он обучал меня языку с детства. Это, пожалуй, единственное занятие, которым мы занимались вместе. Мы никогда особо не ладили, он – закоренелый пуританец, считал, что главное в воспитании ребенка – строгость и порядок. Я ни разу не слышал от него ласкового слова или похвалы, по его мнению, я всегда делал недостаточно.
- И вы наверно каждый вечер в пять часов пили чай?
- Аслан! – прикрикнула я на него, все больше раздражаясь от его развязности и неуместному в данный момент юмору. Гаспар воспринял его выпад совершенно спокойно, улыбнулся уголком губ, - В четыре.
Аслан склонил голову, показывая, что оценил, как тот подыграл ему.
- В общем наши отношения лишь отдаленно напоминали отцовско-сыновьи. Он говорил, что я должен быть примером для остальных, никогда не давать слабину, ведь именно таков настоящий мужчина. Не могу сказать, что так уж нуждался в его одобрении, однако мне хотелось доказать, что я смогу. Однако я так и не сумел соответствовать тому идеалу, который он рисовал передо мной каждый день.
- Мой отец тоже говорил мне, что я должен стать серьезнее, работать на благо семьи, как все мои братья и сестры. И я старался, правда старался, мне не хотелось, чтобы другие говорили: «Посмотрите, какой у Илоро сын, проку от него нет». Правда отец и так это знал, потому не доверял мне мужскую работу, отправляя попрошайничать с матерью и сестрами. С нами ходил Богдан, мой брат, чтобы защитить их в случае чего, ведь я и на это был не способен, поскольку был младшим в семье. Сначала получалось неплохо, я мог в два счета уболтать каждого и развести таким образом на деньги, но мне быстро наскучило, и от меня стало больше вреда, чем пользы. Матери это надоело, и она велела отцу найти мне другое занятие. Я любил шататься по окрестностям, и он решил вынести из этого пользу, поручив мне собирать бутылки и железный лом, которые очень пригодились бы в хозяйстве. Первое время я исправно выполнял свою работу, возвращался домой затемно с полной сумкой и того, и другого, но в один момент, кажется, выгреб все, что было можно, потому вернулся к праздному шатанию. Иногда ходил в город, чтобы поискать там, но в итоге брал только то, что нравилось мне, и очень редко этим оказывалось что-то полезным в хозяйстве. Я знал, что должен помогать семье, но...мне хотелось чего-то большего, и каждый раз, когда я думал о том, что вот так и пройдет моя жизнь, содрогался от отвращения. Я рассказал об этом отцу, и это было огромной ошибкой. Он отлупил меня, сказав, что я должен чтить наши традиции и свою семью, а не витать в облаках, и что теперь он возьмется за меня самостоятельно. Теперь я был вынужден каждый день ни свет, ни заря ходить с ним и Тамашем, моим старшим братом, на рынок, торговать коврами, которые шила мама вместе с сестрами. Их в нашем доме было столько, что казалось, он был целиком сделан из ковров. Я любил заворачиваться в них, лежать и, как говорил папа, витать в облаках. Я мог пролежать так до самого вечера, пока кто-нибудь из сестер не заставал меня в таком положении, поднимая крик: «Мама, Аслан опять за свое!» - Аслан улыбнулся, но улыбка больше походила на оскал, - В общем взял меня в дело, которое было самым ответственным и прибыльным в семье, но я и здесь отличился. Вместо того чтобы привлекать покупателей, в чем и состояла моя задача, я крутился вокруг Тамаша, сводя его с ума и донимая вопросами, совершенно несвязанными с коврами. Отец трижды давал мне шанс и каждый раз я его херил. Не только он, но и вся моя семья, полностью убедились в моей бесполезности и растворились в воздухе. Раз, - он прищелкнул пальцами, - И все. Вечером были, с утра – никого. Должно быть вернулись в Пловдив. Возможно, это было испытанием для меня, решили проверить, смогу ли я самостоятельно добраться до дома, не сдохнув по дороге, но я не хотела туда возвращаться. Да и не знал, честно говоря, как это сделать.