- Где это – Пловидив?
- Пловдив. В Болгарии.
- Ты оттуда?
- Да.
- А что делал здесь?
- Зарабатывал, - Аслан вновь оскалился, а его взгляд вновь потускнел, теряясь в кромешной тьме, так напугавшей меня в первый раз, когда я с ней столкнулась, - Вернее пытался, но как и раньше – безрезультатно. Я - ром.
Наткнувшись на непонимающий взгляд Гаспара, Аслан снисходительно улыбнулся и пояснил:
- Цыган. Мой дом нигде и везде. Родился в Пловдиве, но мы часто колесили по всей Европе, нигде не задерживаясь, затем возвращались домой и жили на то, что заработали.
- У тебя тоже хороший английский.
- Я учил его сам. Одно из не многих занятий, что мне нравилось. У нас дома практически не было книг, я добывал их во время наших гастролей, однажды наткнулся на несколько потрепанных учебников английского языка на рынке, где торговали и мы, свистнул их и принялся изучать. Узнал, что он считается универсальным, а значит точно пригодится мне в будущем, когда я выберусь из-под опеки отца.
Ребята замолчали, каждый обдумывал услышанное. Мне тоже захотелось поделиться своими воспоминаниями:
- Я своего папу не помню, он умер, когда мне было три. Мама говорила, что он любил меня больше всего на свете и отказался от всего ради нас. Правда никого не уточняла от чего именно.
- Почему ты оказалась здесь?
- В наш дом пробрался человек. Застрелил маму и отчима на моих глазах, я в этот момент сидела в шкафу, куда мне велела залезть мама за несколько мгновений до его появления, словно почувствовав его. Но он знал, что я здесь, знал мое имя, назвал имя моего отца. Они говорили много непонятных для меня вещей, которые я обдумываю уже долгое время, но никак не могу сложить их воедино. Он ходил по дому, звал меня по имени, но почему-то не додумался заглянуть в шкаф, стоявший в комнате, где он убил мою семью. Мне показалось, что он спешил, возможно это и спасло мне жизнь. Уходя, он поджег наш дом. Меня парализовало от страха, я хотела выскочить из своего укрытия как можно скорее, надеясь вытащить из пожара маму и Скотта. Я знала, что они мертвы, но я не хотела, чтобы они были погребены под обломками того, что мы называли домом, но знала, что нельзя поддаваться эмоциям: мужчина не должен увидеть меня. Натянув ворот на рот и нос, чувствуя, как едкий дым начал просачиваться сквозь щели, я не сводила слезящихся глаз с незнакомца. Некоторое время он стоял в дверях, наслаждаясь хаосом, разворачивающимся вокруг по его милости, и, возможно, выжидая, что я выйду из своего укрытия, испугавшись сгореть заживо, но я не сделала этого, решив для себя, что ни за что не позволю ему разыграть все карты. Как только он принял поражение и вышел, я открыла дверцу шкафа, задыхаясь от запаха гари и заходясь сильным кашлем, припала к земле и поползла к маме. Я была уже совсем рядом, до ее вытянутой вдоль пола руки оставалось несколько метров, пока от потолка с грохотом не отделилась горящая балка, окончательно скрывшая ее от моих глаз. Я понимала, что теперь не смогу помочь им, и мне нужно выбраться самой. Бросив последний взгляд туда, где лежала мама, теперь не досягаемая до меня, я начала пробираться по направлению к выходу, ноги и руки стали ватными, а горло пекло и саднило так, словно я проглотила здоровенную раскаленную кочергу. Сознание начало уплывать и последнее, что я слышала, это звуки постепенно приближающейся сирены. Очнулась я на приличном расстоянии от того, что теперь мало напоминало мой дом, однако он все еще был в поле моего зрения. Он смотрел на меня зияющими пустотой глазницами оконных рам без стекол, отталкивающий и ужасающий в своей безмолвной скорби. Мы делили на двоих чувство безысходности, и меня, как и его, охватило пламя. Оно обгладывало мою душу, смеясь, сжимала в лапах сердце, царапало кожу. Пожар в доме потушили, но никому не было под силу потушить его внутри меня. Должно быть я была без сознания довольно долго, около дома никого не было, хотя, не сомневаюсь, что перед ним еще некоторое время назад было целое столпотворение. Пожарные, полицейские, карета скорой помощи и, конечно, зеваки. Кто-то из них вытащил меня, но почему-то оставил лежать там, совсем одну, не позаботившись передать меня в руки врачей и полиции. Это показалось мне странным, но разбираться в этом не было времени, я должна была придумать, что мне делать дальше. Я поехала к своей тете в Бретань, но меня перехватила полиция, доставив сюда.