Когда второй скинхед рухнул наземь, бритоголовые сообразили, что происходит нечто странное. Мало того, что их не десять, а всего шесть, так ещё кто-то отстреливается!
Я подумал, что в этой неразберихе они не сразу нас обнаружат. Но когда поймут, откуда ведётся огонь, нам солоно придётся — скины обрушат на нас огонь из шести стволов одновременно! Видя замешательство охотников, я хотел окликнуть Сашу. Но в это время Александр сделал очередной удачный выстрел — голова скинхеда превратилась в решето, истекающее кровью и мозгами. Наши противники успели отследить происхождение выстрела.
Пять стволов одновременно грянули ужасающим громом, выбросив короткие языки пламени. Я инстинктивно пригнулся и сжался в комок. Меня даже не зацепило! Но мгновенное чувство счастья тотчас потухло, как спичка, задутая порывом ветра. Возле меня лежало тело Саши. Обезглавленное, вскрытое, словно раковина, грубым ударом кирпича.
От нестерпимого ужаса в моём теле шевельнулось что-то огромное и холодное, мозг отказался принять произошедшее. Почти сразу из ноздрей хлынула кровь, ноги подкосились, и я навзничь рухнул на асфальт, сильно ударившись затылком. Паника сковала мышцы, я не мог сейчас и пальцем пошевелить в свою защиту. Но сознание всё ещё оставалось ясным…
… затмение и помутнение…
Чуть позже животный инстинкт самосохранения побудил меня встать. Как в тумане я оглядывал место кровавой расправы. Охота практически закончилась. Бритоголовые добивали тех, кто ещё шевелился. Рядом со мной стоял один из ублюдков и метился в лежащую на спине женщину. Она была жива и хрипло выкрикивала одну только фразу:
— Не надо! Не надо! Не надо!
Издевательский хохот бритоголового заглушил её вопль. Я не успел поднять обрез и прицелиться. Дегенерат успел выстрелить женщине прямо в лицо, превратив его в кровавые лохмотья.
Мой выстрел прозвучал оглушительно. С такого близкого расстояния дробь практически разрубила парня пополам, тем более, что я попал ему в область таза. С глухим шлепком тело упало на асфальт — в двух шагах от его окровавленной жертвы.
Я обернулся в поисках новой мишени. Благо, ни один из скинхедов до сих пор меня не заметил. Следующая цель обнаружилась в десяти метрах от меня. В сумерках, рассеянных светом уличных фонарей, я видел только бритый затылок. Чувствуя необычную легкость во всем теле, я в три прыжка преодолел расстояние, разделявшее нас, и даже не целясь, выстрелил в широкую спину охотника. Когда тело, фонтанирующее кровью, опустилось к моим ногам и обмякло, я снова огляделся.
В моей голове, как бы отдельно от сознания, работал странный калькулирующий механизм. Он продолжал педантично считать число оставшихся охотников. Всего трое… какая-то паршивая тройка! И все они сейчас целились в меня… удивительно синхронно прозвучали эти три выстрела…
***
Безусловно, смерть была бы избавлением. Но я остался жив.
Нервное напряжение было так сильно, казалось — ещё немного, и моя голова просто лопнет, а сердце прорвёт грудную клетку.
Я очнулся на холодном полу своего гаража. Онемевшие конечности неприятно гудели, тёплая кровь из разбитых губ и носа затекала в горло. Мысли шевелились вяло, но каждое их движение причиняло острую боль, словно хирургический скальпель скользил по живому телу… А иногда тонкий изящный скальпель превращался в грубый мясницкий нож — это чувство вины раздирало мой череп напополам.
«Сколько народу ты уже погубил?» — безжалостно скрипел нож. — «Сколько ещё собираешься затащить в этот кошмар?».
Я зажмурил глаза и зажал руками уши, словно это могло защитить меня от мучительных ощущений. И вдруг услышал то ли крик, то ли приказ:
— Убей!
Кто это? Я сел на полу, огляделся по сторонам.
— Убей его!
Голос шёл изнутри моего черепа, словно кто-то мощным ментальным жестом проникал в мой рассудок.
— Убей!
Смерть заглядывает в мои глаза, шепчет. У неё нет ни глаз, ни рта, но она смотрит и говорит…
— Убей!
Мои мысли рассыпались, как разорванные бусы, они не могут сопротивляться неведомому приказу, идущему из таинственной глубины сознания — убить!
Я вижу в своей руке обрез дробовика. Откидываю его прочь, встаю с пола и шагаю к яме… медленно… очень медленно. Когда я добираюсь, наконец, до подвала, мне кажется, что ноги преодолели сотни километров. Затем я поднимаю крышку и прыгаю вниз, в темноту, холод и зловоние. Заключённый в подвале скинхед бормочет, что он замёрз. В ответ я наотмашь бью его по лицу. Он злобно матерится, а я бью ещё сильнее, потом опускаюсь на одно колено и кладу руки ему на горло.
— Убей! — повторяет чужой голос в моём мозгу.
И я начинаю душить связанного человека. Я, никогда в жизни не участвовавший в драке, не ударивший кошку тапком, не нагрубивший преподавателю. Я убиваю человека, и не чувствую не малейшей жалости. Вижу, как глаза его вылезают из орбит, как губы извиваются и синеют. Но жуткая картина не вызывает во мне ужаса.
Я вижу смерть и бесстрашно вглядываюсь в нее. Душа, умирающего тоже видит её. В панике душа пытается избежать своей страшной участи. По приказу злой воли, руководящей моим сознанием, я отпускаю душу, но тело продолжаю держать. В этот момент время, пространство и реальность начинают вибрировать. Я чувствую, что сейчас могу управлять перемещением. Душа поспешно уходит, оставляя зияющую дыру в пространстве, времени и реальности. Я ныряю следом. Смерть не гонится за нами, мне кажется — она улыбается нам вслед.
Мрак и серебряная нить…
19.09.2003.
— Нет, Кош, обалдуй ты траханный, — раздражённо воскликнул Волк, — встань с другой стороны!
Волк указал место, где я должен был стоять во время охоты. Честно говоря, меня всё это конкретно достало. Полтретьего ночи, а мы тут фигнёй страдаем. Кому они нужны, эти репетиции?
— Мы что, в детсаде на утреннике собираемся выступать? Волк, да хрен бы с этим, как прокатит, так и ладно.
— Завали хлебало, Бесер. Делай, что я говорю.
«Темница. Другого названия для рассудка Коша не подберёшь. Отличная перспектива»
Позицию, которую определил мне Волк, я считал просто превосходной. Во-первых, отсюда можно стрелять по прохожим и по сидящим в кафе. Это существенно увеличит мой счет, если, конечно, сам не оплошаю. Во-вторых, у меня самый лучший путь отхода, потому что я ближе остальных к палисаднику, который находился за кафе.
— А в-третьих, ты урод несчастный…
Что? Кто это говорит? Уже глюки пошли! Не надо было курить столько травы. Я посмотрел на Волка, который оглядывал своим по-звериному неподвижным взглядом и, видимо, о чём-то размышлял. По его лицу было видно, что эта пурга с тренировкой ему давным-давно опротивела, и он смертельно хочет домой — выпить пивка, растянуться в кровати, может, одарить предутренним «пистоном» свою верную Алёну.
— Ладно, засранцы, по домам, — наконец, смилостивился Волк, — завтра последние сборы в нашем сарае. А потом настанет Великий Кровотрах.
Перекурив, мы отправились на стоянку, расселись по своим тачкам и свалили с места будущей охоты. Лично я считал затею с генеральной репетицией посреди ночи, дебильной. Но Волку было виднее, он собаку съел на охотах, и всегда всё рассчитывал правильно. Кэф быстро развез друзей на своей «ауди», и мы двинули ночевать ко мне. Своей жене он отзвонился заранее, сказав, что остался отмечать допоздна день рождения с друзьями.
Уже подъезжая к дому, я ощутил в голове острую боль, которая усиливалась с каждым движением. Из машины пришлось выбираться едва ли не ползком — я чуть в обморок не грохнулся от этой боли. Кэф заметил, что меня шатает на ходу и что-то спросил. Но я не расслышал — от боли слух и зрение притупились. Что за чертовщина, думал я, растирая виски горячими, как огонь, ладонями. Кэф догадался, что я не в порядке. Заглушив мотор, он распахнул дверцу возле меня, помог выбраться из машины. Вверх по лестнице я поднимался, опираясь на его плечо. Ноги были мягкие, как у плюшевой игрушки.
— Хреново, братан! — озабоченно проговорил Кэф. — Тебе пора завязывать с травкой. Это она тебе мозги посадила.