— Мягкую кисть, — проговорила Ольга Фёдоровна.
Теперь кисточка сметала остатки пыли и земли, залёгшие в мелких углублениях и порах камня. И с каждым взмахом руки археолога лицо статуи словно оживало. Это было сильное и властное, чуть лукавое и смелое лицо неизвестного древнего воина или властителя. Плавный размах бровей придавал каменному лицу выражение уверенности и покоя. Но тонкая поперечная чёрточка над переносицей говорила о тайных заботах и тревогах. Глаза были чуть сужены в лукавом и коварном прищуре. Рот улыбался, но в его опущенных уголках ощущалась властность и беспощадность.
— Сильное лицо! — проговорил кто-то из археологов.
— А главное — это не грек, не эллин, — уверенно заявил юноша в больших очках. — Это какой-то местный военачальник или наместник. Нос картошкой, борода, головной убор, весь склад лица не имеют ничего общего с обликом греческих вельмож.
Ольга Фёдоровна уже очищала шею и грудь статуи. Неверные взмахи кисти говорили о том, что она устала.
— Разрешите я сменю вас, — предложил юноша в очках.
— Да, пожалуйста, Боря… — Ольга Фёдоровна слезла с ящика и передала юноше кисточки. — Только осторожнее! Как можно осторожнее.
Устало улыбаясь, она поправила очки. И, очевидно, только теперь вспомнила о ребятах.
— Вы ещё здесь? — удивилась она. — Простите меня, ребята, но нашу беседу пока придётся прервать. Как видно, нам сегодня удалось сделать важное открытие.
— Кто это? Чья это статуя, Ольга Фёдоровна? Она давно лежит в земле? — стали сыпать вопросами ребята.
Археолог протёрла очки.
— Я пока ничего не могу сказать вам, ребята. Ясно только одно: эта статуя — произведение талантливого горгиппийского скульптора. И изображает она не греческого вельможу, а какого-то местного жителя… Давайте встретимся с вами немного позже, ребята. А сейчас, простите меня. До свиданья!
Ольга Фёдоровна схватила кисточку и принялась очищать от земли статую.
По звонкой каменной мостовой ребята направились к выходу из раскопа.
— Как это интересно! — почему-то сдерживая голос, шёпотом проговорила Зина Симакова. — Наверное, нет интереснее специальности, чем археолог.
37. Хорошо, когда рядом друзья!
Витька Олейников стоял возле решётки, ограждающей территорию лагеря, и смотрел на море.
Ведь на море можно смотреть сотни раз и каждый раз находить что-то новое. Оно может смеяться и хмуриться, быть ласковым и грозным, задумчивым и буйно весёлым. Вот лежит оно безмятежно спокойное, улыбающееся всеми лучиками волн-морщинок. И вдруг набежит на солнце лёгкое облачко. И сразу кажется, что море задумалось или вспомнило что-то тяжёлое и неприятное.
А сколько интересного и увлекательного может подметить человеческий глаз на море! То проплывёт белоснежный красавец лайнер. То пробежит, деловито дыша мотором, трудолюбивый работяга-сейнер. То из-за мыса выползет какое-то неуклюжее длиннохоботное чудовище, подойдёт к пристани и начнёт с лязгом вытаскивать со дна моря огромные ковши песка и гальки.
В последнее время Витька Олейников особенно полюбил уходить к морю, потому что на сердце у него было тоскливо и нехорошо. Среди ребят он выглядел прежним насмешливым и колючим Витькой Олейниковым — отчаянным, зубастым парнем, с которым старалась не связываться даже въедливая тётя Тонна. Но под этой обычной внешностью скрывалось беспокойство и растерянность. Витька боролся с самим собой. Совесть мучила его, убеждала помириться с Алёшкой Комовым, доказывала, что не прав-то сам он, Витька Олейников. Но мальчишеский гонор заставлял его задирать нос и не откликаться на попытки Алёшки примириться с ним. Этот проклятый гонор поссорил его и с Альбертом Мяги и с Игорем Валявским. Альберт и Игорь несколько раз пытались помирить бывших друзей, но Витька отвергал все эти попытки. И тогда Игорь и Альберт открыто стали показывать, что тоже обижены на Витьку. Они спорили, играли, читали, фантазировали вместе с Алёшкой. А с Витькой разговаривали спокойно и холодно, как с человеком, которого только что увидели в первый раз. Правда, они не раз приглашали Витьку сыграть с ними в волейбол или сходить на рыбалку. Но каждый раз словно подчёркивали, что идут с Алёшкой Комовым. И Витька отказывался.
Сейчас Витька следил из-за решётки за манёврами двух парусных лодок и думал о самом себе и об Алёшке. Лодки, как это ни странно, ходко шли под парусами одна навстречу другой, хотя как будто бы парусники могли идти только туда, куда дует ветер.