— Что вы хотите сделать?
Дядя не отвечал, опьянялся своим благородным побуждением. «Человека, Томаш, надо в землю уложить достойно, — думал он. — Это долг наш, после того как смерть положила его на лопатки, столько с ним повозившись. Надо о нем, на всякий случай, позаботиться, поскольку и он ведь воскреснет…»
— Я пойду за гробом, и ты пойдешь, мы, Менкины — первые, — начал дядя составлять пышную похоронную процессию. — Девушка твоя пойдет. И твой товарищ в очках, как там его зовут. А я захвачу Мотулько…
Больше он никого, к великой своей досаде, насчитать не мог. Кабы дома были — вся деревня вышла бы.
— Позови, пожалуй, всю богадельню, попов прихвати, — подсказывал племянник.
— Да, еще вот кто пойдет: эта… как ее… у которой Паулинка узелок-то свой оставила, — припомнил американец. — Лычкова ее фамилия. Паулинка ее себе по сердцу нашла. Добрый человек эта Лычкова. Приютила Паулинку. Сердце доброе и добрые руки. Она Паулинке ближе всех, она больше всех о ней знает. Вот и Лычкову позовем.
Оба явно почувствовали облегчение, когда дядя вспомнил доброго человека Лычкову.
И оба сейчас же пошли, само собой, искать по городу доброго человека. Только — как найти его?
Всему, что есть на земле, да и самой земле придают люди свой образ и подобие. Так бессознательно думала Паулинка, и тем же руководствовался дядя, думая о ней. И всплыл в его памяти рабочий квартал в Чикаго. И пошли они, будто по следу умершей, из центра города в рабочее предместье. Туда направлялась Паулинка, когда в отчаянии и горе искала людей, подобных себе. Дядя все что-то припоминал, озирался. Томаш тоже. Впервые видел он мир глазами дяди. И мир этот удивлял, поражал его глубоко.
— Здесь где-нибудь, верно, живет Лычкова, — пробормотал американец. Наверно, вспомнил он в эту минуту, как Мотулько показывал ему окошко с красными пеларгониями, говоря, что там обитает праведная женщина.
Фабричные трубы торчали в небо, из каждой валил дым, растекался по небу черной рекой. Немного подальше, на притоптанной черной плоскости разлегся рабочий поселок. Одинаковые дома — закопченные, серые утесы. Владельцы фабрик построили их по образцу казарм, согласуясь с собственными представлениями о рабочих. Ни былинки не зеленело во дворах-колодцах, на свободных местах. Все задушила сажа, затоптали стайки детей. Взору хотелось подняться над всем этим; Менкина с удивлением озирался. Жизнь цеплялась за эти дома, как растения на камнях. За окнами, на подоконниках, на балконах зеленели клочки травы, цвели красные пеларгонии. А постоишь, озираясь, и достигнет слуха твоего веселый щебет детей и воробьев. Не было у человека ничего своего в этом суровом мирке — тем настойчивее лезла в глаза всякая мелочь, с помощью которой человек оживлял этот мир и придавал ему образ по своим чувствам и вкусам.
На глаза Томашу Менкине попался вдруг красивый мальчик, он кувыркался на перекладине для выколачивания ковров, как на турнике. Под «турником» ждала шеренга ребятишек. Мальчик на «турнике» заметил, что чужие люди ищут что-то.
«Ба, да это Янко Лучан», — в ту же минуту узнал мальчика и обрадовался Томаш.
Янко Лучан сейчас же подбежал, будто его подозвали.
— А, пан учитель! Кого ищете?
— Тетю Лычкову.
— Ее? — удивился Янко. — Разве вы ее знаете?
— Не знаю, но нам нужно ее видеть.
Янко Лучан сгорал от любопытства — так хотелось поговорить, порасспросить любимого учителя. Но учитель хмурился, а тот, кто пришел с ним — еще больше, потому Янко молча взял руку учителя и повел их.
Во дворе-колодце очень остро пахло золой. Из прачечной, помещавшейся под лестницей, валил пар. По этой-то лестнице вверх и повел их Янко. Он вертелся вокруг своего учителя ласковым щенком, все хотел сказать что-то, да сдерживался, Показал дверь Лычковой и убежал. Менкины с лестничной площадки вошли прямо в комнату; навстречу им поднялась, уперев руки в бока, пожилая женщина. Американец дал ей время рассмотреть себя. Яснее всего на лице ее проступало внимание. Он назвал свое имя на американский лад, — «а это племянник мой, учитель».
Теперь женщина смотрела на них еще строже, даже сурово. Она будто подстерегала каждое движение на их лицах, чтоб угадать, зачем пришли. Она угадала, что принесли они злую новость, и тотчас сообразила — какую именно. Со вздохом склонила голову, ударила себя по бедрам. Похоже было, что она собирается накинуться на пришедших и крепко их выбранить.
— Умерла! — резко проговорила она таким тоном, будто и впрямь намеревалась ругаться. — А вы за ее вещичками, небось, явились?