— О боже, — простонал Джо.
— Если хотите, чтобы я замолчал, — заметил Глиммунг, — просто снимите с пластинки иглу.
— А что будет, когда кончится запись? — спросил Джо.
— Она не кончится.
— Значит, это не настоящая пластинка.
— Настоящая. Просто звуковая дорожка сведена в кольцо.
— А как вы выглядите на самом деле? — спросил Джо.
— А вы как выглядите на самом деле?
Джо слегка опешил от подобного вопроса…
— Это, видите ли, зависит от того, признаете ли вы Канта с его идеей «Вещи в себе», аналогичной монаде Лейбница…
Он замолчал: у фонографа вновь кончился завод, и пластинка остановилась. Снова, вращая ручку, Джо думал, что Глиммунг, должно быть, не расслышал последней фразы.
— Я пропустил ваш философский экскурс, — проговорил голос из фонографа, когда Джо его завел.
— Так вот, я хотел сказать, что воспринимаемое явление обретает форму в соответствии с системой восприятия воспринимающего… По большей части то, как вы воспринимаете меня, — для убедительности Джо ткнул пальцем себя в грудь, — это проекция вашего собственного разума. В другой системе восприятия я предстану в совершенно ином виде. К примеру, в восприятии копов. Точек зрения на мир так же много, как воспринимающих существ. Я думаю, вы поняли, что я имел в виду.
— Хм-м, — хмыкнул Глиммунг.
— Сейчас я думаю, Фернрайт, а чего же вы, собственно, хотите? Для вас пришло время выбора, время решительных действий. Время участия — или неучастия — в большом историческом событии. В данный момент, мистер Фернрайт, я нахожусь в тысяче мест, нанимаю или помогаю нанять тысячи инженеров и художников, а вы — один ремесленник из многих. Я не могу больше ждать.
— Я что, жизненно необходим вашему проекту? — спросил Джо.
— Реставратор керамики необходим, да. Это можете быть вы, а может быть, кто-нибудь другой.
— Когда я смогу получить свои тридцать пять тысяч крамблов? — спросил Джо. — Авансом?
— То-о-о-о… — начал было Глиммунг, но тут у старой «Виктролы» снова кончился завод. Пластинка остановилась.
«Хитрая старая сволочь», — мрачно подумал Джо, в очередной раз крутя ручку.
— То-о-олько в том случае, если храм будет восстановлен в первозданном виде, каким он был много веков назад, — закончил Глиммунг.
«Так я и думал», — усмехнулся про себя Джо.
— Вы полетите на планету Плаумэна? — спросил Глиммунг.
Джо не спешил с ответом. Он вспомнил свою комнату, тесную мастерскую, утрату монет, полицию… Он вспоминал все это, пытаясь понять, что держит его здесь. «Только знание того, что вокруг. Привычка. Привыкнуть можно ко всему, можно даже научиться это любить. Условный рефлекс. Профессор Павлов несомненно прав — в клетке меня держит скорее привычка, чем стальные прутья».
— Нельзя ли получить несколько крамблов авансом? — спросил он Глиммунга. — Хочу купить спортивную куртку и новую пару непромокаемых ботинок.
Вдруг фонограф взорвался, едва не изувечив Джо осколками. Смутный девичий образ исчез, вместо него появилась чудовищная морда, искаженная яростью, изрыгавшая проклятия не неведомом языке. Стены подвала начали оседать, обломки посыпались на пол, по которому зазмеились трещины, словно по пересохшей глине среднеазиатского такыра.
«Боже милостивый, а Смит еще называл его дряхлым…» Дом рушился, на Джо сыпались штукатурка и битый кирпич. Кусок трубы крепко приложил его по затылку, и тотчас он явственно услышал тысячеголосый вопль ужаса.
— Я поеду! — заорал он что есть мочи, зажмурив глаза и прикрывая голову руками. — Вы правы, это не шутка! Простите меня! Я понял, для вас это очень важно!
Выросший из ниоткуда гигантский кулак обхватил Джо и приподнял в воздух, словно намереваясь смять его, как газетный лист. На мгновение Джо увидел яростно пылающий глаз — один! — и разбушевавшаяся стихия тут же успокоилась. «Вряд ли, конечно, у меня поломаны ребра, — подумал Джо, — но перед отлетом с Земли не помешало бы пройти медицинское обследование. На всякий случай».
— Я переправлю вас в центральный зал кливлендского космодрома, — сказал Глиммунг. — У вас окажется достаточно денег, чтобы добраться до планеты Плаумэна. Отправляйтесь ближайшим рейсом; домой за вещами не возвращайтесь — там вас поджидают. Держите.
Глиммунг сунул Джо что-то в руку. На свету предмет переливался разными цветами, казалось, краски складывались в сложный орнамент, затем вдруг заструились цветными нитями, смешались в новый узор, а через мгновение — в другой, который почти ослепил его.
— Осколок, — пояснил Глиммунг.
— Осколок разбитой вазы из храма? — спросил Джо. — Надо было сразу показать его мне.
«Я бы сразу согласился, — закончил он про себя, — если бы… если бы представлял, о чем идет речь».
— Теперь вы знаете, — произнес Глиммунг, — к чему приложите свой талант.
Глава 5
«Человек — это душевнобольной ангел, — думал Джо Фернрайт, — когда-то они — все до единого — были настоящими ангелами, и в те времена у них был выбор, выбор между добром и злом. Легко было быть ангелом в те времена, а потом что-то пошло не так. И они оказались перед необходимостью выбирать меньшее из двух зол. Они сошли с ума и превратились в людей».
На обитой плюшем пластмассовой скамье кливлендского космодрома в ожидании своего рейса Джо почувствовал себя слабым и разбитым. Его пугала работа, ждавшая его впереди.
«Я похож на перекати-поле, — думал Джо. — Вечно качусь по ветру, вечно меня гонит, несет куда-то».
Сила. Сила бытия и противостоящий ей мир небытия — что предпочтительнее? В конечном счете сила выдыхается, всегда выдыхается, наверное, это и есть ответ на вопрос. Сила-бытие — вещь временная. А мир-небытие — вечен, он существовал до его рождения и будет существовать после его смерти. А суета в промежутке между ними, — лишь краткий эпизод, напряжение земного тела — тела, которому суждено вернуться к истинному владельцу.
Не повстречайся он с Глиммунгом, он никогда не задумался бы ни о чем подобном. Именно в Глиммунге Джо увидел вечную, самообновляющуюся силу. Он, как звезда, сам испускал свет, нескончаемый и вечный. Он был прекрасен, как звезда. Он — водопад, цветущее поле, безлюдная вечерняя улица, над которой догорает закат. Солнце сядет, его свет померкнет, сумерки перельются во тьму, но Глиммунг по-прежнему будет сиять, очищая своим светом всех и вся.
Он — свет, излечивающий падшую душу, заживляющий ее язвы и гнойники — немых свидетелей невостребованной жизни.
Услышав гул ракетных двигателей, Джо повернул голову и увидел сквозь огромное окно стартующий ЛБ-4.
Здание космодрома содрогнулось, спустя несколько секунд корабль исчез.
«Передо мной огромная, непролазная топь, — думал Джо, — и странные, зловещие звуки разрывают эту тишину…» Он встал, прошел через весь зал к будке Падре и, бросив монетку в прорезь, наугад набрал шифр. Стрелка указателя остановилась на «Дзен».
— Скажи, что мучит тебя? — Голос Падре был исполнен доброты и сочувствия, словно вокруг не существовало ни суеты, ни забот, ни самого времени.
— Мне страшно, — сказал Джо. — Семь месяцев я маялся от безделья, а теперь вот нашел работу, которая уводит меня далеко от Солнечной системы. А вдруг я не справлюсь? Вдруг я за это время растерял все способности?
— Ты и работал, и не работал, — донесся успокаивающий голос Падре, — а самое трудное занятие — это не работать.
«Это все, чем мне может помочь Дзен», — понял Джо, и прежде чем старец продолжил свою мысль, он уже переключился на «Протестантство».
— Без работы, — тон пастора стал суровым и решительным, — человек не значит ничего. Он просто перестает существовать.
Джо сразу же переключился на «Католичество».
— Господь и любовь господня да приимут тебя, — снова зажурчал умиротворяющий голос. — Ты невредим в деснице его. Он тебя никогда…