— Какая исчерпывающая и убийственная характеристика! — от души рассмеялась Лия. — Но я о другом. Простите, начала не с того конца. Просто я так много времени провожу в прошлом, что уже сжилась со своими агентами и волей-неволей усваиваю их манеру выражаться. Я имела в виду не духовность в качестве некоторого блага, которое верующий обретает в награду за праведную жизнь, но действительные способности, обладателями которых чаще всего и являлись именно религиозные деятели.
— А-а, понял. Не удивительно, что чаще всего они. Наука была не развита, и если человек прошлого с рождения обладал некоторыми экстраординарными возможностями, логически понятно, что он шёл именно по религиозному пути. Там было больше шансов продвинуться на самый верх социальной лестницы. Ну и общие настроения общества, и взгляды, усвоенные с детства… Я читаю мысли, я передвигаю предметы силой воли, выходит я — воплощённый Бог. Или, по меньшей мере, его избранник. Так примерно. А какое отношение эти давно переселившиеся в лучший мир уникумы имеют к нашей деятельности?
— Самое прямое. У меня сложилось впечатление, что некоторые люди из прошлого могут чувствовать путешественников, то есть нас, в сознании агентов. И не только чувствовать, но и контактировать — самым непосредственным образом.
Стейбус резко остановился и застыл посреди аллеи. Лия по инерции сделала несколько шагов вперёд, и ей пришлось вернуться.
— Это невозможно, — сказал Стейбус, приходя в себя. — Даже сами агенты не способны чувствовать наши сознания, когда мы подселяемся к ним. Мы с ними не взаимодействуем, а как можно почувствовать то, с чем у тебя нет точек соприкосновения? А чтобы посторонний агенту человек…
— Тем не менее, это так.
— Невозможно, — повторил Покс. — Я знаю, что сенситив или имплантёр могут учуять другого путешественника, если они оба находятся в сознании одного и того же агента, могут даже общаться. По этому принципу работают проводники-нелегалы. Они ведут своего подопечного по цепочке агентов, не теряя с ним связи. Но люди прошлого? Ты понимаешь, что получается, если ты права? Впрочем, понимаешь. Иначе мы не говорили бы сейчас.
— Да, доктор. Если они нас чувствуют, значит, мы всё-таки каким-то образом влияем на прошлое.
— А раз влияем, то можем его изменить, — мрачно заключил Стейбус. — Мне и думать не хочется о возможных последствиях нарушения первого принципа ретроскопии. Расскажи подробнее. Я хочу знать детали.
ЧП, послужившее поводом для обращения Лии к Стейбусу, произошло с Жине Грайнутом, ретропсихологом Академии Времени. Специалисты этого профиля работали в институте сами по себе, по мере необходимости сотрудничая с той ячейкой, которая на текущий момент вела исследования в интересующей их эпохе и с подходящими агентами. Грайнут более всего интересовался проявлениями массового религиозного фанатизма и случаями помешательства на почве веры, а так как Лия со своими ребятами три дня в неделю разрабатывала раннехристианскую тему, то ячейка Лии подходила ему как нельзя больше — того и другого в Иерусалиме времён Христа было хоть отбавляй.
Стейбус получил хронокоординаты произошедшего с точностью до получаса по времени ретроскопа, и детальное описание пси-ритмики агента, своего рода психосоциальный паспорт, уникальный, как отпечаток пальца или настоящее удостоверение личности. Обладая столь исчерпывающими сведеньями, можно и без помощи «Вавилона» найти в прошлом нужного человека. Однако Стейбус, учитывая серьёзность ситуации, предпочёл не торопиться. Происшествие всё равно уже случилось и намертво впаяно в событийную матрицу; его невозможно предотвратить, но точно так же невозможно и опоздать к началу действия. А Покс всегда предпочитал обжиться в избранной эпохе, прежде чем предпринимать серьёзные шаги.