— Сразу бы так, — одобрил его решение Агиляр. — А для чего, по-твоему, существуют дисциплинаторы?
— Не в том дело. Я и в реальности редко пользуюсь мыслесвязью. Обычный комплекс бывшего нормала. Со своим соседом-сенситивом — и то вслух разговариваю.
— С Кену Струво? Диспетчером «экстры»?
— И это знаешь? Вы что, в Синдикате, досье на меня собираете?
— Я не знал. Блэкбэд знает. Он же мне и рассказал о той передряге с изгнанием бесов, в которую ты угодил. Интересен ты, видишь ли, Блэку. Не знаю почему. Помнишь, как мы познакомились?
Конечно, Стейбус помнил. Он вышел на Агиляра через общих знакомых в «Глобале», на «Ретродроме», когда тот ещё захаживал туда, приторговывая подпольными лингвистиками и оптимизаторами. Сперва общался с ним там, потом встретился в одном из объединённых кварталов столицы. Затем стал встречаться регулярно, время от времени приобретая нужные ему программы, которых больше нигде нельзя было достать, и обмениваясь с ним интересными хроноплатформами.
— Хочешь верь, хочешь нет, но он меня предупредил о предстоящем знакомстве с тобой за месяц до самого события, — сообщил Агиляр.
— Выходит, он меня на тебя специально вывел? Но я уверен, что действовал самостоятельно.
— Конечно, самостоятельно, — согласился Агиляр. — Это и удивительно. А посему — удивись один раз и прекрати. Я тебе уже говорил, что Блэкбэд есть особое явление в мире ретроскопии… и вообще в мире.
— В мире… — вдруг прошептал монах. — Помоги мне, Господи, в мире душевном пребыть!
Будь Стейбус в этот момент в собственном теле, а не в чужом, он вздрогнул бы от неожиданности. Отшельник поднялся с пола, где сидел, обхватив колени руками, и забегал по своей келье.
— Как он здесь живёт? — удивился Стейбус. — Ну и вонь!
— Воняет от верблюжьей шкуры — да ты, наверно, понял, — отозвался Агиляр. — А знал бы ты, сколько в ней насекомых! Когда шкура засохнет и перестанет источать сей незабываемый аромат, он её выкинет и приобретёт у кочевников новую, причём потребует, чтобы шкуру сняли с прирезями и не выскабливали. У нашего отшельника есть мешочек с золотыми монетами, которые он…
— Ради всего — зачем он это делает?!? Ему что — приятно жить словно червяку в куске тухлого мяса?
— Ты ничего не соображаешь в религии, а ещё историк, — осуждающе заметил Агиляр. — Тут всё дело в духовной практике и тех целях, которые ставит перед собой христианин-аскет. Главная задача — отречься от мира и от всего, что может к нему привязать душу или доставляет удовольствие. Лучше всего вести себя так, будто ты уже умер, и вот-вот предстанешь на Господень суд. Такое состояние разума называется «память смертная», и достичь его живому человеку, сам понимаешь, нелегко. На помощь приходят всяческие уловки, например — ношение власяницы, надетой на голое тело. Власяница, чтоб ты знал, это одежда, изготовленная из грубой верблюжьей шерсти, и таскать её на себе в условиях субтропиков может только настоящий подвижник. Тело жутко потеет, зудит, потом покрывается струпьями; верблюжий волос вызывает раздражение на неповреждённых участках кожи, а стекающий пот ещё больше разъедает язвы, делая мучения почти невыносимыми. Подумай, можно ли получать удовольствие от жизни, нацепив подобную одёжку? В то же время власяница хорошо защищает от ночного холода, ведь в пустыне ночью температура нередко опускается ниже нуля. В ней недостаточно тепло, чтобы монах чувствовал себя комфортно, мёрзнет он всё равно, зато почти наверняка не подхватит воспаление лёгких. Днём, под палящим солнцем, власяница, подобно всякой плотной одежде, спасает от теплового удара…
— Ну а причём здесь протухшие шкуры?
— Всему своё время. Итак, отшельник отказывается от своего имущества, общения с женщинами, оставляет близких, семью. Истязает себя при помощи власяницы или вериг, мёрзнет ночью, страдает от жары днём, но не настолько сильно, чтобы взять да и протянуть ноги по причине физических мук. Белый свет ему не мил — а тебе понравилась бы такая жизнь? Через пару лет он уже всей душой стремится в лучший мир, да оно и понятно — что ему здесь терять? Однако страх смерти преодолеть нелегко. Но можно к нему привыкнуть… Для этого и нужна шкура. Другие отшельники пользуются чем-то ещё, к примеру, спят в собственноручно вырытых могилах, а мы здесь имеем дело с частным изобретением нашего нынешнего агента. Каждый раз, ложась спать, он представляет, что уже умер, и его тело гниёт, чему помогает мерзостная вонь — всё очень натурально и не приходится напрягать фантазию. Фантазию напрягать вредно. Одна из целей подвижников как раз в том состоит, чтобы избавиться от любых мечтаний и посторонних мыслей, максимально отчистить свой разум, сосредоточив его на молитве.