Не онемела бы – взревела в тот же миг. Не увидала – почувствовала всем естеством, как тело, что ещё днём пылало жизнью напряглось струной и обмякло. Будто не Тосэя, а он в моих руках лежит. Ощутила последний вдох, что сделали те губы, с коими никак не могла нацеловаться… не выдохнул.
Жизнь покинула его в один миг. Если бы я не вросла в землю, ничего бы не успела. Брошусь сейчас – поздно.
Нет его больше. Ничего не сделаю я. Мёртвых к жизни никакой силой, окромя запретной не вернуть. Запретной… той, что требует плату особую. Живую.
Жизнь за жизнь.
И желать жизни он должен не меньше, чем я смерть отринуть.
Одна мысль осталась. Не должен так, по глупости, по честности своей, мир покидать человек. Такой человек. В нём же жизни… На всех с лихвой хватит. Женитьба его ждёт. Невеста. Деток нарожает ему, наследников. Страна большая как без преемника останется?
– Отойди от неё, княгиня, – слёзы льются, но и сквозь них виден безумный, невидящий взгляд, что предупреждает: лишнее движение, бросится и на меня. Не побоится. Ему теперь точно пути назад нет. И живой он меня не подумает отпустить. Что ему княгиня мелкая теперь…
Ни слова не говоря, поднялась. Стараюсь не смотреть на тело у его ног. Пока тело.
Обездвижь его, Мать-Земля святая! Дщерь твоя просит. Ничего в уплату не пожалею!
Впервые в жизни сила повиновалась так нехотя. Знает всё, ведает мои помыслы… не нужна ей грязная магия. Не нужны жертвы… Миру надобна любовь и забота, не кровяные реки.
Порыв ветра ударил в лицо, растрепал волосы, попытался склонить, но я устояла. Не глядя, на пленника, бросилась к Файлирсу. Нет в нём более жизни. Прижала к себе мёртвое лицо… хоть каплю тепла, последнего. Потому как, когда вернёшься, сам уже на меня не глянешь, не дыхнёшь…
Земля заходила под нами, предостерегая… Да без толку. Не могу пустить в тот чертог. Силы, мудрости не хватает отпустить. На миг представлю, что нет его больше. Совсем, нигде нет. Ни по какой земле он не пройдёт, и умирает во мне что-то…
Пусть лучше проклянут меня люди. Он сам проклянёт, и земля за кровь пролитую, но будет жить. А я издалека слушать про сурового, но справедливого короля. А даже и сожжёт меня пусть… мне, пустоцвету жить не для кого, а он княжество моё приглядит…
Вдохнула поглубже, совсем решаясь и отпустила его голову, только камень убрала, на котором лежал. Пусть на травке мягкой очнётся.
– Ку… да? – прошептали мёртвые губы.
Стёрла рукавами мокрую пелену с глаз, глядя, как приоткрылся рот у Файлирса.
– Полёвка… неужто бросишь меня теперь?
Схватила дурную голову, прижала к груди, целуя, поливая слезами неверия, счастья… Услышала дикий, продирающий тело крик.
Мой крик. Только сейчас голос ко мне вернулся. Кричу, продолжаю кричать, захлёбываюсь слезами и не верю, что всё на яву. Что вот он – уже смотрит на меня со страхом, живыми, чёрными, как эта ночь глазами.
Самая тёмная ночь, что была когда-либо.
Сначала прекратился крик. Стал хрипом и вовсе затих. Потом и слёзы высохли.
Усадил меня на колени к себе, обнял и сидит, ждёт, что успокоюсь…
– Ты… живой? – спросила шёпотом. Обернулась и ощупываю лицо… тёплое лицо. Кивнул. – Как же так? Ты же… я же видела… – вслух такое сказать даже не могу.
– Расскажу. И у тебя спрошу, спасительница моя неизвестная… На ночлег только устроиться надобно. Силы телесной во мне нынче, что в кутёнке… Ты ведь знаешь места? Где безопасно?
Прогнала из головы страх о том, как буду объясняться. Искры для аутодафе не высекает – и то хлеб.
– Ниже по реке заброшенный город пещерный. Чуть пройти надобно. Сдюжишь?
– С такой опорой грех не сдюжить. Ты иди, я сейчас… догоню.
Спорить не осталось силы, после пережитого ужаса тело, что каменное.
Файлирс нагнал меня у лошадей. Я даже не пыталась их отвязывать. И подглядывать не думала. Он подошёл не таясь, с Тосэей на плече, которую тут же свалил поперёк моей кобылы.
– По-хорошему, с ней кто-то бы сел, чтобы держал…
Тяжко вздохнула и подошла к нему, погладила лошадиную морду и попросила свою красавицу, чтобы везла ношу бережно, не роняя.
– Ревнивая Полёвка, – подхватил меня на руки и усадил в седло. Подпёр собой.
Никакая не ревнивая. Кажется, что после пережитого, я вообще ревновать его не смогу. Пусть что хочет делает, лишь бы по земле ходил, просто сил нет ни капли, и не верится всё ещё… пусть рядом будет.