Бросил оружие на журнальный столик и снова полез в рюкзак. Мог бы высыпать всё содержимое на стол, с головой окуная в игры прошлой жизни. Игры, сбивающиеся с ног, но упорно преследующие её на новом этапе жизни.
Сбивая пепел, пронаблюдала, как на столик опустили ещё один – черный – пистолет и золотистую флягу. Машинально потянулась, с нескрываемым разочарованием отметила, что фляга пустая. Отшвырнула вещь и нервно затянулась полусладкой сигаретой, не планируя отдавать дым помещению.
– Тут много интересного, – в голос просочилась капля серьезности. – Всякие шпионские штуки. Пачка денег, три коробки патронов, два карманных диктофона, – потряс ими у неё перед носом. – Карта города, крутой фотоаппарат, – вещи поочередно падали на столик. – Телефон, пара жучков… Вот ты всё-таки обожаешь подслушивать, да? А как же неприкосновенность частной жизни, преступница? – фасовочные пакетики приземлились на стол, незнакомка внимательно взглянула на прослушивающие устройства. – А вот это я нашел в ящике стола, среди кучи порванных документов...
Бросила тлеющую сигарету в пепельницу, не глядя на вещи в руках преступника, а только изучая мимику, скрывающуюся в неплотном полумраке. Ухмылка растаяла, веселый настрой растворился в сигаретном дыму. Последние слова произнеслись мягко, будто не желая ранить, это означало, что речь пойдет о родных. Он снова напрасно колдовал над голосом.
Стеклянный, ложно незаинтересованный взгляд вниз, на стопку фотографий в руке преступника. На выдохе протянула руку, забрала холодные снимки и нехотя уронила взгляд на фотки, опуская руки ментально и физически. На всех парах падая духом, летя вниз, вслед за проигрышем в прошлой жизни.
Последний раз посмотрев в глаза улыбающейся сестре, едва сдерживая слезы, узнавая родного человека, нервным движением отшвырнула фотографию. Жутко и больно видеть себя в кругу семьи, видеть счастье и легкость в собственных глазах и чертах, навсегда запечатленных на пыльных фотографиях, но убитых наяву.
Прикусила нижнюю губу, пронизывающе рассматривая фото, на котором папа, улыбаясь, развел руки в стороны, открывая объятия для старшей дочери, несущей торт с зажженными свечами. Новая фотка – новый порез и сильнее агония. Зависть к самой себе, к прошлому, когда даже не догадывалась, кем ей придется стать, во что ввязаться и с кем вести дела, приводящие к кровавым разборкам и хаосу. В жизни криминалитета, а потом и её жизни.
Мельком разглядывая снимок за снимком, слизывала кровь с губы, пока слезы закрывали взор на счастливое прошлое.
Громко и прерывисто выдохнув, отшвырнула фотографии и дрожащей рукой прикоснулась к свежей ране на губе. Медленно и болезненно вытерла кровь тыльной стороной ладони и в упор посмотрела на застывшего преступника. Молча изучающего каждое её движение, каждый вздох.
– Хреново? – спросил, кладя предплечье на спинку дивана и предлагая сигареты. – Так и должно быть, иначе ты бы здесь не сидела. То, что ты сейчас чувствуешь, помогало тебе бороться.
Мотнула головой, отказываясь от сигарет и пытаясь отмахнуться от первого предположения. Не хреново. Убийственно хреново. И больше не хотелось видеть, насколько была счастлива, и как в какой-то момент жизни на грани, всё упало в пропасть, утаскивая за собой морально. Безвозвратно. Заставляя незнакомку расстаться с близкими, а позже почти расстаться с жизнью, превратившуюся в ежедневную игру в месть, где первый неверный шаг рушит всё достигнутое. Заставляет быть подчиненной так или иначе, раз нет возможности обойтись без защиты и покровителей.
– Я как-то сказала, что ты несчастный человек. Ну в общем… Я ошиблась, преступник, – украдкой в его глаза, снова вытирая кровь, хлещущую из губы, пока во рту оставался едкий вкус крови. – Это мой статус. Несчастный лох по жизни. Видимо, я жила памятью и местью, – кивнула на снимки, валяющиеся на диване, – теперь осталась только месть.
– Я забрал все твои вещи, одежду, бабосы. Прикинь, там есть и пачки с долларами. Моя запасливая незнакомка, – вернула запыленный слезами взгляд Самойлову, достающему сигарету из черной пачки. – Перерыли всю квартиру. Матвей помог. Проверили каждый метр, от пола до потолка. Даже линолеум сняли, ну мало ли, на что ты способна и какие приемчики знаешь. Но никакой папки там нет. Мы заплатили хозяйке квартиры за разгром и беспокойство и узнали, что та приходила тринадцатого. Застала там жуткий бардак, но тебя дома не было. Это было тринадцатого, а встретились мы с тобой пятнадцатого, – с фальшивой печалью напомнил, хмурясь и поджигая сигарету. – Но! Бандиты же не могут быть совсем бесфартовыми, а?