Всё резко остановилось. Мужчина позволил слегка отстраниться, всё ещё закрывая рот. Кто-то поправил узел повязки и, перехватив руки, завел за спину, запястья тут же сковали чем-то гладким. Всё настолько проворно и несправедливо, что даже не нашлось и секунды на сопротивление. Всё очень больно и профессионально.
– Если пикнешь, вырву язык, – прошипел кто-то на ухо, затем, медленно ослабляя хватку, убрал руку.
Беззвучно хватая воздух ртом, вслушивалась в шорох, схожий на перелистывание купюр. На лице ещё горел след грубого прикосновения. Как ментальная нестираемая хватка.
Тихо засмеялась, плюя на угрозы, протараторенные на ухо. Попутно робким смехом останавливая шелест и, видимо, привлекая внимание всех только к себе.
– Рыжий ублюдок, – гулко обратилась, всматриваясь в кромешную тьму, опуская голову чуть ниже, дабы не подставлять врагу горло. – Сейчас я поняла, почему ты был таким разговорчивым. Пиздец тебе, любитель анекдотов.
– Не слушай, она психбольная.
Знакомый мелодичный голос заставил вздрогнуть. Буров. Буров, не отрицающий присутствие гребаного бармена. Шелест – плата рыжему за помощь, работу. Суки все. Нечестная игра, но проигравшей не собиралась становиться. Вспомнила – у неё всё-таки остался тыл. И когда преступник обо всём узнает, у него снова сорвет крышу, но если действительно нужна незнакомка, то он живо включит мозг вместо эмоций.
Громко и слишком нарочито засмеялась, ощущая чье-то приближение. Вынужденная слепота обострила оставшиеся чувства. Каждый шорох подошвы слышен в два раза острее, отличим от шелеста ветра, обдающего бледную от смеси эмоций кожу, каждый шепот одежд и дыхание рядом стоящих.
Облизала губы, тихо выдохнула, приоткрывая рот. Ловя аромат резкого одеколона, нехотя выжидая продолжения. Пока он приближался.
– Язык ей ещё понадобится, Костя, – дерзкий полушепот, дыхание, обдающее щеку. – Нам ещё нужно поболтать. И узнать, где она спрятала папку. Да? – холодные костяшки пальцев скользнули по щеке. – Ты же всё помнишь.
Несмело покачала головой, ощущая, как хватают за руку и, агрессивно толкая вперед, куда-то ведут. Растерянность и дезориентация, предательски сбивающееся с ровного ритма дыхание, последнее касание ветра к лицу и сильный удар в спину.
Налетела на что-то твердое, больно ударяясь грудью, медленно соображая, что это дверь машины. Поморщилась, мысленно утихомиривая боль. Пошевелила кистью, заведомо безрезультатно пытаясь освободиться. Руки за спиной, желание играть в эти игры – там же.
– Я помогу.
Буров схватил за плечо, отрывая от дверцы. Грубо усадил в машину, позаботившись о том, чтобы незнакомка больно ударилась лодыжкой о порог. И отпустил.
Шикнула, пытаясь усесться как можно удобнее. Ярко ощущая ноющую боль в лодыжке, к которой жутко хотелось прикоснуться, хоть как-то обезболить. Ощущая виртуальную хватку на плече и… Двери машины гулко закрылись. Скрип кожаных кресел, поворот ключа, тачка сдвинулась с места.
Слепо и впервые жутко страшно, потому что ничего не помнила на самом деле. Потому что именно теперь дерзкое ложное заявления заставит расплатиться. И сразу в голове по кругу, отравляя извилины и спокойствие, четкие слова Давы и преступника: «Хорошая шутка про то, что всё помнишь. Но придется дорого заплатить», «О, поверь, ты понаблюдаешь. Такого понаблюдаешь, что пиздец». Расплата за когнитивный диссонанс для криминального мира стартовала. Ослеплением, ударом в спину, угрозами.
– Ты так боялся меня, Буров, – полушепотом, с полуулыбкой на устах. – Так боялся, что убежал аж на тот свет.
– Как же сногсшибательно ты выглядела на похоронах, – расслышала в голосе издевку, ликование в каждой букве. – Прям захотелось выйти из толпы и… поцеловать тебя. Вспомнить всё, но уже было слишком поздно. Между нами стояла моя смерть... ну и твоих тупых родственничков.
– Что это значит?!
– Я боялся до последнего, что ты всё поймешь, – продолжал шифрами, играя на нервах покореженной души. – Сука, как же я боялся, что ты поймешь, что там двойник. Так ты пристально смотрела на… якобы меня, – в тишину салона врезался свист лезвия. – Но, вроде, пронесло. Во всяком случае, ты не искала меня больше. Мои получили приказ не трогать тебя, но хорошая моя не оценила этого жеста. Жаль.