– А часы? – сильные руки легли ей на плечи. – Крутые, брендовые, но со встроенным передатчиком. Так ты, сука, отслеживала каждый мой шаг и каждое слово. Всё просчитала. Мой любимый бренд, любимые цвета. Всё, чтобы я не расставался с этими вещами. Всегда тонко подходила к подобным авантюрам, сука.
– Зачем?
– Действительно не помнишь? – быстро отстранился, отпуская плечи, скользя кончиками пальцев по её шее. – Ну, наверное, чтобы украсть муевую тучу бабла. И подставить меня. Сдать все связи моим врагам. Стравить позже с другом. Спровоцировать между нами экономические разногласия. Опять спросишь зачем? Спросишь, почему ты повела себя как мразь?
– Не из-за тебя ли вся информация о схемах и сделках Самойлова попадала в руки тварей?
Подергала правой рукой, намертво прикрепленной к подлокотнику. Быстрый взгляд поверх плеча, Марк расслабленно сжимал губами дымящуюся сигарету.
– Ты сам из рода стукачей, а теперь обиженным рисуешься. Да тебя и грохнуть-то хотели именно за стукачество. Пошел ты!
Пошел. Но не он, а поток сигаретного дыма, практически в лицо. Морщась, резко отвернула голову, уже через секунду ощутила кожей странное точечное тепло. Поспешный взгляд на сигарету возле руки.
Секунда на осознание. Его уверенное движение. Надавил.
Вскрикнула, рефлекторно подаваясь вперед, безрезультатно дергая привязанной рукой, отгоняя разъедающую боль от ожога. Боль впивалась в каждый миллиметр кожи, отравляя сознание, притупляя логику и эмоции. Заставляя каждую секунду думать о ней – о боли.
– Тварь! – бросила в затхлое пространство, задыхаясь, глядя, как отслоняет окурок от кожи и швыряет на бетонный пол.
Отошел, шаркнув пару раз подошвами. Опустила голову, безразлично рассматривая погасшее орудие пыток. Потом запыленный болью взгляд на красную точку на тыльной стороне ладони, куда полминуты назад въедался пепел и огонь сигареты. Он потушил о её руку свою сигарету.
Тяжело дыша, оценивала своё состояние. Тело обдало жаром и едким ознобом одновременно. Пульсирующая, ноющая, насыщенная боль от ожога и несбыточная мечта прикоснуться замерзшими пальцами к болящей красной точке. К печати безумия храбрых. И снова щелчок зажигалки.
– А давай всё повторим, Буров? – первая разбила затхлую тишину едкими словами. – Сногсшибательный образ, шикарное сопровождение, только в этот раз ты сдохнешь по-настоящему. А? Давай играть без двойников.
– Одни говорят, что ты убежала от людей Вала, очнулась возле путей с разбитой башкой и без памяти. Кто-то говорил, что сдохла, – глубоко затянулся, игнорируя её выпад. – Другие – ты действительно всё подстроила, чтобы запутать и давно работаешь на Самойлова, играя против ваших общих врагов. Ты же в ресторане заявила, что мрази врут и ты всё помнишь, демонстративно подтверждая это фактами из нашей истории. Подтвердила, что пашешь на Самойлова. Так где правда, Шут? Вот я и хочу поболтать.
– Правда в том, что Тоха правильно тебе донес. Ну… или белобрысому, а тот уже тебе, – смело, сканируя профиль, затем темнеющий взгляд, когда повернул лицо. – У меня амнезия. И это не был спектакль, это правда. Я ни черта не помню, лишь обрывки.
– Говори где папка, сука! Где компромат на Богдана?!
Кинулся вперед, уперся ладонями в подлокотники. Отстранилась, но Марк наклонился ближе.
– Говори всё! Говори, сука, иначе буду курить и с трехминутным интервалом тушить о твою рожу окурки. Ты работаешь на Самойлова? Что у него с немцами? Какой оборот? Кому сбывают товар?
Отклоняться дальше некуда. Тянуть с ответами - тоже, но и что ответить не знала. Голова не соображала. Что-то тяжеловесное и свинцовое имело власть над мыслями. Больше не принадлежала себе, полностью раскрываясь ненависти и черной безысходности. Вставая перед ушатом боли, готовясь.
Понимая, что не работает на Самойлова, подслушанной информации недостаточно, чтобы вытянуть дерзкую ложь в ресторане на уровень правдоподобности. Понятия не имеет, как проворачивается бизнес с немцами, кому продают, в глаза не видела бухгалтерию. Пустота. В голове. В глазах нависающего над ней ублюдка, когда тайком перехватила его взгляд и презрение, исказившее тонкую линию губ.