Но никто не собирался размахивать белым флагом перед лицом врага. Значит, борьба будет шагать вплоть до чьего-то обязательного рокового проигрыша.
Преступник разорвал прикосновение, напоследок вытирая застывшую на подбородке красную линию крови, и вновь намочил пальцы.
– Ты слушал запись? – тихо спросила, вспоминая диктофон, лежащий в кармане, глядя, как Самойлов закатывает рукав черной рубашки.
– Я прослушал много раз. Всё сходится с инфой, что у нас была, а недостающие факты можно логически привязать к тому, что услышал, – говорил, убежденно глядя в одну точку, не моргая. – Спасибо, и какого хрена ты не работала на меня раньше?
– Какой-то Андрей помог организовать обстрел дома, – взяла мочалку и флакон геля. – Ты изначально был прав.
Задумчиво закивал, мрачно вглядываясь в насыщенно-фиолетовое стекло душевой кабинки.
– Это его вечный раб. Сука, – перехватил её действия, когда поднесла мочалку, покрытую тонким слоем геля, к плечу. – Ну ладно, с этим мы разберем…
– Только не трогай брюнета, – резко перебила, ловя удивленный взгляд. – Ну как зовут этого… который нашел меня первым. Он честно хотел отвезти меня домой, но попал под жесткий шантаж с моей стороны. Если бы мы уехали, я бы не смогла записать разговор Антона. А вот в ресторане «Актер» есть один рыжий бармен…
– Нет, – прервал, сопровождая наглость обворожительной улыбкой, и аккуратно провел мочалкой по предплечью Арины. – Там уже нет никакого бармена. И никогда не будет. А с брюнетом всё в порядке. Он указал место, где тебя прятали, но я использовал план А.
Застыл на несколько секунд. Созвучность взглядов, ассиметричные улыбки. Чистокровное понимание друг друга без слов. Прикоснулась мокрой рукой к его лицу, пока мерно мыл плечо. Игнорируя капли воды, скользящие вниз, к черной ткани, падающие на подол рубашки.
– Когда к тебе вернулась крыша? – с легкой насмешкой, изучая безжизненные черты лица, пока вел мочалкой по животу, едва соблазнительно касаясь изгиба талии другой рукой. – Когда ты дал приказ искать меня? Ведь точно не сразу.
– Точно. Я не собирался искать тебя, незнакомка. Ты даже не представляешь, как меня взбесил факт, что адреса накрыли по твоей наводке, – ухмылка, провел мочалкой по грудной клетке, цепким взглядом рассматривая синяки, продолжал мыть хрупкое тело, едва прикасаясь к отметинам. – А потом я сел в тачку и погнал подальше от города. Тогда меня ещё добивали эмоции, я сильно злился и бездумно гнал куда-нибудь. Подальше от той стороны, в которую уехала ты. Так приехал к дому Наумова, стоял там, на склоне, минут сорок. Смотрел на ворота, вооруженную охрану, пронаблюдал, как вышла его жена с годовалым сыном на руках, подумал, что даже не знаю, как зовут моего племянника. Они сели в машину и в сопровождении охраны погнали куда-то. Тогда я прикинул…
Снова запнулся, оставляя плеск воды, ранее врывающийся в тихий рассказ, звучать в одиночку. Слегка наклонился в сторону, покрывая гелем второе плечо, заботливо, без пошлости во взгляде. Без двойного смысла и намеков. Сидела, выпрямив спину, всё ещё обнимая себя и упиваясь искренней заботой, физической, ментальной. Наслаждаясь каждой горькой секундой и напряженно выжидая новых слов.
– Чтобы я делал, если бы какие-то твари убили Наумова и моих родителей, – резко сжал в кулаке мочалку, покрывая грудь незнакомки быстро бегущими тонкими линиями воды и пены. – Просто поставил себя на твоё место. Влез в твою шкуру. Знаешь, я бы не только ментам стучал в таком случае. Уничтожил бы этот гребаный криминальный мир... Ты оправдана. В моих глазах оправдана и мне плевать как видят другие. Я бы не выжил без брата и родителей. Да, я не общаюсь с ними, даже не знаю имени племянника, но они живы. Я знаю, что они живы и всё в порядке, и всегда могу помочь от другого имени, от подставного лица. И от этого легче вращаться в мире бабла, крови и бизнеса. Для меня ты не стукач. Ты моя жена, человек, пытающийся восстановить справедливость после гибели близких. Свой человек. Поэтому я шлю всех на хер и Вала в том числе.
Лишь спустя несколько секунд, когда эхо его последних слов утонуло в слабом плеске воды, поняла, что не дышит. Так алчно ловила смысл между строк, подтекст, пропитанный искренними чувствами без границ, что прекратила дышать. Существовать. В этом признании было всё, что он не решался сказать даже самому себе. Проповедуя бесстрашие, всё-таки боялся потерять родных. Неоднократно думал об этом, делал всё, дабы отстранить страшный момент от близкой души.