– Заткнись, Арина! Заткнись и не неси пургу!
Заткнулась, затянулась сигаретой, пристально наблюдая, за тяжело выдохнувшим Самойловым. Опустил голову и сжал пальцами переносицу, зажмуривая глаза. Прекрасно понимала его состояние и фанатичный протест, но преследовала не только его интересы – свои тоже. Смерть касалась не только его жизни, та же участь грозила и ей. А план преступника без её идеи казался самоубийственным.
Поэтому старательно манипулировала, используя главную мишень – страх потерять жизнь. Этот страх присущ даже бесстрашному. Боль от удара в эту мишень должна была затмить все другие мысли. Понимала состояние, принимала крик и удары по столу. Сложно смотреть на жизнь сквозь сморщенные пальцы смерти, но каждый сам выбирает путь. И в этот раз шаги стоило подкорректировать.
Бросила дымящуюся сигарету в пепельницу, наблюдая, как взял бутылку. Нервно, большие глотки из горла, заливая черным ромом предстоящие проблемы, пока спокойно смотрела, выжидая.
– Есть ещё одна проблема, – перевел дыхание, с грохотом возвращая бутылку на стол. – Родители. Что делать с ними? Говорить нельзя, потому что в таких делах, чем меньше людей в теме, тем лучше. Это и Наумов подтвердит. И что им делать? Прийти на мои похороны и засветиться? Да сам факт, блядь! Сам факт! – сорвался, зашагал по комнате. – Мама будет думать, что я мертв. Это ужасный стресс для неё. А даже если придет Наумов и предупредит, то мы опять выходим на тот же пиздец. Она всё равно будет нервничать. Поймет, что со мной происходит какой-то пиздец, раз я докатился до инсценировки… И это… Нет.
Промолчала. Говорил эмоционально и, почему-то, только о матери. Как будто плевать, а что почувствует папа. Её самочувствие заботило сильнее всего. Переступить через этот аргумент было трудно. Говорить, что о маме надо было думать двадцать шесть лет назад – провокация и предательство. Не ей учить жизни. Сама из его мира.
– С ней что-то случилось в прошлом? По твоей вине?
– Мы не будем говорить об этом. Ты не подельник. Забудь слова Наумова, – стремительно приблизился, гневно глядя в глаза. – Возможно, твои бывшие мужики охотно подпускали тебя ко всему этому дерьму и риску, и просто использовали твои шпионские умения, пока ты использовала их, подбираясь к убийцам родных, но теперь будет иначе.
– Я давно в этой игре. Я давно в этом дерьме, – сорвалась с места, переходя на крик. – Я понимаю, как строится эта система...
– Прямо сейчас ты должна понять ещё кое-что. Я прекрасно вижу к чему ты стремишься. Но ты никогда не будешь на меня работать. Запомнила? – увернулась, ударяя ладонью его руку, когда хотел постучать пальцем по её виску. – Никогда, Арина! Ни бухгалтером, ни информатором, ни на кого-то левого! Доходчиво? Вся эта херня закончится, ты сведешь счеты с Буровым и останешься просто женой. Не при делах, ясно?
Кивнула, нагло смотря в глаза. Полминуты молчания и нервного дыхания и он кивнул в ответ. Принимая её нарочитое поражение. И стоя под темным магнетическим взглядом, решила повернуть его приказ в свою сторону. Покорно и холодно:
– Ты прав. С меня хватит. Никакого криминала, кроме мужа-преступника. Буду сидеть дома, чистить оружие и присматривать за пауками.
Слабо улыбнулась, подбирая первый попавшийся пистолет со стола. Бегло осмотрела, крепко сжимая холодную рукоять, и включила предохранитель, когда преступник отвернулся, чтобы сделать глоток рома. Затем цепко посмотрел на оружие застывшее в её руке, недоверчиво в глаза, не ведясь на её обманчиво-безобидную улыбку.
– Так… согласен исчезнуть? Нам нужна помощь, Макс. Пойми, это козырь, который…
– Нет.
Машинально крепче в руке рукоять, в следующую секунду бездумно подняла руку, упирая дуло в лоб преступника. Дрожа то ли от страха, то ли от ярости. Наблюдала, как предательски дрожит ствол в руке, ощущала выступившие слезы, с раздражением смотря на внезапно коснувшуюся его губ ассиметричную улыбку. Ждала любой реакции, но не яркое равнодушие.
– Так они и сделают, – ровно сказала, не опуская пистолет, сильнее вдавливая в лоб. – Просто приставят ствол к башке, когда ты будешь полутрупом, истекающим кровью полутрупом. Нравится это ощущение? Нравится тебе? Что ты чувствуешь, когда ствол у лба, а дальше – ничего…