– Наумов, дай нам минут шесть-семь, ладно? – торопливо прервал, пристально смотря брату в глаза. – Уведи ребят со двора, пусть все ждут в доме, а мы скоро подтянемся. Давай, вали быстрее!
Вежливая просьба резко сменилась грубым приказом. Наумов ухмыльнулся и кратко кивнул, поворачиваясь. Тихий щелчок дверной ручки.
– Хорошо. Но шесть минут это мало для...
– Выкатывайся отсюда!
– … для любви-и-и страстной.
Полушепотом пропел и, с трудом сдерживая заливистый смех, выскочил из машины.
Тихо рассмеялась, когда последовало выразительное Самойловское «от паскуда» и прищурено посмотрела в лобовое стекло. На этот раз во всех окнах первого этажа горел свет. Наумов жестом приказал людям идти за ним в дом и спустя полминуты двор опустел.
– Я забыл тебе кое-что отдать…
Преступник подался вперед между сиденьями, живо включил тусклый свет и закопошился в бардачке.
– Это обязательно сейчас?
– Сейчас! – сел на место, в неярком луче мелькнул квадратный футляр. – Я увез это с собой, всё собирался отдать, когда сидели на террасе, но как придурок неделю протаскался… Вот.
Открыл коробочку и протянул незнакомке. Приоткрыла рот, взволнованно рассматривая украшение, а заинтересованность мгновенно погибла под прессом ностальгии. На белом полотне лежал тот самый золотой браслет, недавно украшавший её окровавленное запястье. Тот самый, который сорвала с себя, даже не помня, чей это подарок, и отдала водителю легковушки, лишь бы добраться…
– Ты всё-таки вернул его, – тихо, с болезненными нотами благодарности в голосе, с пульсирующей болью в голове. – Нашел…
– Я всё понял тогда в «Капитане», – аккуратно подхватил браслет, протянула левую руку позволяя надеть. – Когда Наумов напомнил тебе, чей это подарок. Ты сразу сникла, ухватилась за запястье, а я подумал, что помни ты всё – никогда не отдала бы… Короче, этот браслет должен быть у тебя.
Приподняв руку, разглядывала утонченные звенья на тонком запястье, вспоминая и понимая, зачем преступник перед очередным отъездом «на несколько дней» так дотошно расспрашивал и просил детально вспомнить внешность водителя подбросившего в город.
– Что с тем мужичком? – ухмыльнулась, глядя, как бросает футляр на панель.
– Да нафиг он мне нужен?! Я просто забрал браслет и ушел. Этот придурок хотел жене его подарить, выжидал какого-то там дня. Мужик совсем охренел.
Он замолчал, видимо, больше не желая тратить энергию на эмоции, и посмотрел в боковое окно. Улыбнулась, отвела взгляд в пол, понимая, что «щедро заплатил за беспокойство» сегодня не прозвучит… Пронзительно посмотрела на преступника, и в ту же секунду он повернул голову. Её преданный до последнего шага в этой жизни взгляд встретился с его темным. У них не было времени для страстной любви, но оставалась пара выбитых у Наумова минут, чтобы поговорить о чём-то похожем.
– Я бесконечно тебя люблю, – искренне произнесла, хоть и прозвучало как прощание, а он победно ухмыльнулся, ведя костяшками пальцев по её щеке. – Скоро всё наладится, и я больше не буду ввязываться. Никакого криминала, но есть услови…
– Это уже страшно, – оборвал прикосновение, отседая. – А если условие не катит?
– Тогда я пойду работать на Наумова. Ему уже понравилось сотрудничать…
– Непродуманный шантаж, но слушаю долбаное условие.
– Я должна всё знать, а ты должен слушать мои идеи, – оценила легкий прищур преступника, достающего сигареты из кармана джинсов. – Если ты приходишь домой в окровавленных шмотках и под лошадиной дозой алкоголя, я не должна узнавать причину от Наумова или ещё кого-то. Если какая-то блядь строит союзы против Самойлова, ты должен заявлять об этом с порога, а не вот эту хрень: «Так получилось, забудь и тащи аптечку, я руку поцарапал». Вместе мы легко и быстро придумаем, как победить. Наша победа зависит от наших конкурентов. Нифига не помню, но Исаев сказал, что я руководствовалась таким правилом.
Замолчала, дыша дымом его сигареты, и сосредоточенно посмотрела на профиль, освещенный тусклой лампой. Самойлов с шумом выпустил дым, слегка запрокидывая голову, синхронно с тем как опустил руку с сигаретой на край кожаного сиденья. Загипнотизировано смотрел вперед, пока изучала мертвую мимику, расслабленную позу, небрежно зажатую между пальцев сигарету.