С другой стороны, подчинение бизнеса государству неизбежно душит сначала его собственный творческий потенциал, а затем и потенциал всего общества с самыми пагубными последствиями для его конкурентоспособности, как это имело место при социализме и во многих развивающихся странах.
Если же государство сумеет опереться на население, оно получает возможность говорить с бизнесом с единственно возможной конструктивной «позиции силы» — от имени всего остального общества, выполняя свою функцию стратегического планирования и определения норм и правил, необходимых для достижения определенных им целей.
После того как в своем диалоге с бизнесом государству удается решить принципиальную задачу — опереться на население, главной проблемой становится в значительной степени технический, тем не менее исключительно сложный механизм определения национальных интересов.
Идеальным примером представляются США, которые именно при помощи таких механизмов обеспечили симбиоз государства и транснациональных корпораций, являющийся основным источником их глобального лидерства.
Американскому государству удалось добиться близости целей корпораций и общества, объективно заинтересованных в закреплении каждый своей конкурентоспособности в едином пространстве глобальной конкуренции. Американские транснациональные корпорации и государство, как правило, преследуют единые общенациональные цели, помогая друг другу решать соответственно преимущественно экономические и преимущественно политические задачи. При этом при решении исключительно коммерческих задач государство выступает в роли «младшего партнера», а при деятельности во всех остальных направлениях в роли ведомого выступает бизнес.
Неразрывная связь корпораций с государством реализуется, прежде всего, в постоянном персональном взаимодействии. При этом прославленные американские лоббисты играют вопреки распространенным представлениям весьма ограниченную и в целом второстепенную роль.
Значительно более важен механизм постоянной ротации кадров между государством и бизнесом, при которой тот или иной управленец может несколько раз на протяжении своей карьеры с поста государственного служащего (например, министра) уходить на пост менеджера (например, вице-президента) крупной корпорации и наоборот. Эта система обеспечивает не просто единство интересов и взаимопонимание между коммерческим сектором и государством (что, конечно же, весьма серьезно усиливает требования к ограничению коррупции), но и погружает их в единое человеческое, кадровое пространство. В результате корпорации и государство участвуют в глобальной конкуренции не порознь, не как обособленные союзники, пусть даже сколь угодно близкие, но как единый, целостный организм, что качественно повышает эффективность их действий.
Однако главным, наиболее значимым и, в конечном счете, эффективным механизмом объединения государства и крупного бизнеса США в мировой конкуренции является деятельность американского аналитического сообщества. Оно выросло из антикризисных подразделений корпораций, вынужденных преодолевать кризисы на уровне сначала предприятий, затем — отраслей (отраслевых монополий), а с Великой депрессии 1929–1932 годов — и на общенациональном уровне.
Соответственно, оно сохранило теснейшую связь с корпорациями, финансируясь ими и обслуживая в первую очередь их интересы. В то же время на деньги корпораций аналитическое сообщество обеспечивает «сопровождение» деятельности поддерживаемых ими партий, служа их аналитическими структурами. Победа того или иного политика на выборах ведет к переходу в его аппарат сотрудников этих структур, однако они прекрасно понимают, что пришли в государственный аппарат временно, как правило, для решения локальных задач, и сохраняют «производственную базу» в аналитических структурах, формально не являющихся частью государства.
Аналитические структуры становятся подлинным «мозгом» государства. Решения, реализуемые аппаратом государственного управления, вырабатываются на деньги коммерческих организаций при помощи коммерческих технологий управления и, соответственно, с коммерческой же эффективностью, что повышает эффективность государства. Они оказываются важнейшим звеном, соединяющим корпорации и государство в единое целое именно благодаря ориентации на глобальные процессы и ценности.
Американский путь отличается от характерной для неразвитых стран «олигархии» тем, что сращивание государства и корпораций идет не только на уровне лоббистов, но в наиболее важной части — на уровне стратегических аналитиков, то есть на базе не узкокорыстных интересов корпораций, а на основе инструмента формирования и осознания долговременных стратегических интересов.
Вместо того чтобы сначала порознь выработать отличающиеся друг от друга системы корпоративных и государственных интересов, а затем мучительно, порождая общественную напряженность и взаимные обиды, приспосабливать их друг к другу при помощи громоздкой, прожорливой и эгоистичной политической машины, США при помощи аналитического сообщества с самого начала вырабатывают систему национальных интересов как единое целое, объединяющее интересы бизнеса и государства. Это весьма существенно смягчает противоречия и повышает осознанность развития, а с ним — и конкурентоспособность общества.
Именно этот механизм осознания общенациональных интересов и является главной причиной и одновременно главным инструментом американского глобального лидерства.
Творческое заимствование этого механизма, доказавшего свою эффективность в самых разнообразных исторических условиях, его разумная переработка и адаптация к российским условиям (словом, перенос на отечественную почву и широкомасштабное гибкое применение) представляются в настоящее время категорическим условием обеспечения конкурентоспособности нашей страны и вместе с тем важнейшим инструментом ее модернизации.
Глава 2 СПЕЦИФИКА СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА
2.1. Происхождение крупного бизнеса
Для правильной оценки положения и перспектив современной России важно понимать, что отношения государства и бизнеса строились и строятся в ней далеко не в соответствии не только с американским идеалом, но и с несравнимо менее совершенной нормой других развитых стран.
Прежде всего, крупный российский бизнес в его сегодняшнем виде возник отнюдь не из самодеятельности жаждущих обогащения масс, как учат нас стандартные либеральные учебники, — из нее возникло лишь кооперативное движение, подавленное и оттесненное (как в экономике, так и в политике) на второй план эпохой чудовищных спекуляций 90-х годов.
Как только после смерти Сталина советских чиновников окончательно перестали расстреливать, они сложились в замкнутый социальный слой — партийно-хозяйственную номенклатуру. Эмоциональная и непродуманная попытка Хрущева вновь подчинить ее политическому руководству государства потерпела закономерную неудачу, и при Брежневе этот социальный слой в целом завершил свою эволюцию, полностью осознав свои интересы: желание присваивать те блага, которые они ранее перераспределяли.
Принципиально важно, что для его представителей, в первую очередь работников обкомов, министерств, главков и директоров заводов, производство и созидание в целом не были первоочередной целью и ценностью. Практически все они, несмотря на глубокие производственные и организационные знания, воспринимали процессы производства и его развития как нечто самоочевидное и само собой разумеющееся, как природный процесс, происходящий помимо стратегического управления. Их сознательное желание, их политическая воля были направлены преимущественно не на новую модернизацию страны, которая при Брежневе уже вполне назрела и стала объективной необходимостью, но в совершенно ином направлении.