— Почему нет? — спросил он. — У тебя не было мужчин с момента перепиха с Юрием.
У неё отвисла челюсть.
— И-извини?
Его ухмылка была одновременно и довольной, и дразнящей.
— Юрий. Уверен, ты помнишь его имя. По проверенным слухам, ты была им увлечена.
Блэсфим задохнулась от негодования. Прежде всего, она вообще не была увлечена высокомерным хирургом. В то время, она полагала, что он начал подозревать что она, поэтому, стала близка с ним. Притворялась, чтобы в восторге от тяжёлых цепей и прочего дерьма.
Во вторых…
— Ты меня проверял? Да, как ты смеешь! Я говорила тебе, что для удовлетворения нужд, хожу в клубы.
— Серьёзно? — Вновь подтрунивание и насмешка. — В какие?
— Буквально на прошлой неделе, я трясла задом в «Жажде». — По правде говоря, она пошла в вампирский клуб с медсёстрами из клиники только, чтобы поддержать шлюшный стиль Неистинного Ангела, много с кем флиртовала, но домой ушла одна. — И как ты узнал про Юрия?
— Блэсфим, я сообразительный, и могу узнать всё, что пожелаю. Просто спросить всегда проще. И почему же ты не говоришь, что скрываешь?
— Почему ты так уверен, что я что-то скрываю?
Он бросил взгляд на огромный меч, висевший на стене, великолепное, обоюдоострое лезвие которого поблекло от возраста и неясного света лачуги Ревенанта. Эбеновая рукоять, украшенная острыми клыками, плавно перетекала к черепообразному эфесу. Оружие очень хорошо подходило Ревенанту, такое же красивое, опасное… и почему-то лишённое блеска.
— На протяжении тысяч лет, моя работа заключалась в том, чтобы выслеживать того, кого Сатана или Люцифер посчитают неугодным или врагом, в это число входят полукровки, ангелы, вирмы, предатели. — Он провёл пальцем по лезвию, и Блас представила, как он разворачивается и всаживает клинок ей в сердце. — Я научился распознавать обман.
Дерьмо. Вот… дерьмо. Стремясь скрыть ужас, она смело улыбнулась
— И как ты это делаешь?
По лезвию потекла капля крови, но она не успела достигнуть края, металл впитал её.
— Обычно, я слышу запах обмана. Вижу, чувствую. — Он обернулся, впившись напряжённым взглядом черных глаз в неё, заставляя отступить на шаг. — Но ты… кажется, будто я подобрался к раскрытию тайны, но что-то блокирует мои попытки. Блэсфим, я в любом случае, выясню правду, так почему бы тебе не рассказать мне
— Почему бы тебе не пойти на хер?
— Предпочту насадить на него тебя
Его грубые слова нарисовали яркие картины в её воображении, и, будь проклято желание Неистинного Ангела, потому что теперь Блас хотела воплотить фантазии и слова в действия. Потные, обнажённые и офигительные действия.
Кроме того, она обманывала бы себя, думая, что он прекратит попытки затащить её в постель. И явно будет продолжать упорствовать в раскрытии её тайны. Держаться от него на расстоянии не сработало, и она была уверена, что Рев так просто не уйдёт.
Пора сделать выбор в пользу превентивной хирургии и вырезать Ревенанта из своей жизни, как подозрительную опухоль. И как любой хороший врач, Блас использовала бы все методы, которыми располагала, включая и оставшийся на её крыльях афродизиак, при необходимости.
— Тогда ладно. — У неё на самом деле потекли слюнки от того, что собиралась сказать. — У меня есть предложение.
Он выгнул чёрную бровь.
— Слушаю.
Призвав каждую оставшуюся у неё унцию магии Неистинного Ангела, Блас медленно и соблазнительно направилась к Ревенанту. Он думал, что она отличалась, так что, она покажет ему, насколько подходила к виду, которым притворялась.
Но все сумасшествие в том, что для Блас это казалось таким естественным. Сумасшествие, потому что прикрытие Неистинного Ангела должно улетучиваться, а не усиливать желание.
— Секс, — сказала Блас, понижая голос до хриплого, протяжного тона, который манит мужчин. — Я трахну тебя, если потом ты отведёшь меня в Центральную Больницу Преисподней. — Его глаза опасно потемнели. — Но лишь единожды, только для того, чтобы ты забыл меня потом
На его лице появилось выражение мужского триумфа.
— Согласен, — пробормотал он. — Думаю, одного раза хватит. Всегда хватало.
Блэсфим должна была обрадоваться этим словам. В лучшем случае, секс — приятное отвлечение от насущной жизни, в худшем — необходимость поддержать прикрытие Неистинного Ангела. Но почему-то, обыденное признание Ревенанта задело, в чем не было ни смысла, ни логики