Но где они — блаженство, слава, сытость, хотя и блестяще одержанная страною победа? Почему не становится похожей на Европу держава, хотя и удалось выйти к Балтике, хотя и населил он Петербург привезёнными из Европы иностранцами?
Думая так, грозный царь становился растерянным, как ребёнок, который долго добивался заветной игрушки и вот, получив её, видит, что игрушка ничего не умеет делать из того, что он насочинял про неё.
Пётр не умел ждать.
Всегда главным врагом царя было время. С ним он боролся всю жизнь, судорожно торопя начатое ещё отцом дело, но всегда время побеждало, потому что победить время нельзя.
Когда Пётр думал об этом, лицо искажалось судорогой, бешеными становились глаза, а плечо начинало дёргаться.
В одну из таких минут приказал царь снаряжать посольство к пиратам Мадагаскара, чтобы, приняв их в русское подданство, наладить сулившую великие барыши морскую торговлю с Индией.
К счастью, снаряженные в далёкий путь фрегаты едва не затонули и после первого же шторма на Балтике вернулись назад. Тем не менее о торговом пути в Индию Пётр не забыл.
Лихорадочно придумывал всё новые и новые экспедиции.
Адмирал Апраксин, докладывавший о текущих делах, заметил, что император рассеян, и засомневался, стоит ли, исполняя просьбу Дмитрия Николаевича Сенявина, хлопотать о возвращении на флот капитана Беринга. Нерешительно перевернул в своей папке рапорт.
— Ещё что?! — заметив это движение, резко спросил Пётр.
— Отставленный от службы в январе сего года капитан второго ранга Витус Беринг просит о зачислении на флот...
Пётр нахмурился, что-то припоминая:
— Это который сам подавал в отставку?
— Точно так! — отвечал Апраксин.
— Какой же он капитан, коли решения меняет беспрестанно?
— Осмелюсь доложить: в отставку Беринг от несправедливой обиды просился. Ваше императорское величество изволили повелеть: иноземцев, которые в нашей службе токмо временно, снизить рангами против русских людей. Под действием сих мер и находился капитан Беринг. А теперь он обязался до смерти у нас служить.
Пётр молчал, и Апраксин осторожно добавил:
— Беринг весьма искусный мореплаватель. С Белого моря в Балтику корабль водил. В Ост-Индию ещё до русской службы вояж имел.
— В Ост-Индию? — Пётр взял беринговский рапорт и быстро пробежал глазами. С обеими Индиями соединялось государство теми бесконечным сибирскими землями, что, как в сказке, без сражений, без крови, без истощения народного были добыты отцом и прежними царями. Пётр никогда не был в Сибири, и сейчас он, привыкший всё видеть своими глазами, снова почувствовал смутное раздражение, не умея представить несусветную даль подначальной земли. Всегда ему казалось, что всё в Сибири устроено неправильно, на авось... В одну из таких минут, три года назад, Пётр приказал повесить перед окнами Юстиц-коллегии сибирского губернатора М. П. Гагарина, заподозренного в «великом воровстве». Восемь месяцев провисел в петле князь, но и этого Петру показалось мало. Он приказал укрепить полуистлевшее тело Гагарина железной цепью и снова поднять на виселицу.
Пётр вспомнил об этом, и лицо его стало жёстким.
Пора, пора было заняться и Сибирью. Вся эта сказочная земля тоже должна быть измерена и сведена в реестры.
— Бе-ринг... — вслух проговорил он.
Имя звучало в лад той мысли, что владела им.
— Витус Беринг... — осторожно подсказал Апраксин. — Весьма, весьма, но мнению адмирала Сенявина, опытный мореплаватель...
— Оставь рапорт! — приказал Пётр. — Надобно обдумать сие дело.
7 августа 1724 года было объявлено, что «августа 5 дня Его Императорское Величество, будучи у всенощного пения в церкви Живоначальной Троицы, изустно его сиятельству генерал-адмиралу Апраксину приказал принять Беринга назад в русскую службу».
10 августа Беринга произвели в капитаны первого ранга.
Никто: ни сам Беринг, ни хлопотавшие за него Сенявин и Апраксин не могли объяснить, чем вызвана неожиданная милость царя.
А осень в том году выдалась тёплой...
По вечерам Витязь Иванович — так теперь величали Беринга матросы сидел в чистеньком дворике и, попыхивая трубкой, разглядывал корабли на Неве. Вспоминал он и тихие улочки родного Хорсенса, и изрезанный фиордами берег, но воспоминания не мешали думать о России — второй родине, где умели ценить настоящих капитанов.