— Домой хочу.
— Не спешите, батенька. Полежите, отдохните. Куда вам торопиться? — успокаивающим тоном сказал главврач. — Вы хоть дом свой найдёте?
Не найду, конечно, но язык до Киева доведёт.
— Ладно. Понял, — буркнул я, смирившись с необходимостью провести в больнице еще один день.
Обход закончился.
Немного погодя, пришла бабушка. Я обрадовался ей так, что не смог скрыть этого. Я вскочил с койки, обнял её и чмокнул в щёчку. Она удивилась моему порыву, но восприняла естественно, улыбнулась и протянула мне авоську. Я выложил на свой табурет две плюшки сердечком, бутылку кефира и баночку варенья.
— Пойдём покурим, — сказала она и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу из палаты.
Вид у неё был озабоченный, и когда мы пристроились у подоконника, я её спросил:
— Как дела? Как прошел вчера приём трудящихся?
— Да, ничего нового. Каждый раз одно и то же, — отмахнулась Эльвира. — Домой вчера пришла, Полька ревёт.
— Что случилось? — напрягся я.
— Не знаю.
— Ты не спросила?
— Как я могла спросить? Она же тихонько ревела, чтобы я не слышала.
— А ты услышала и сделала вид, что не слышала, — развел руками я, — Ну что за детский сад? Бабушка, ну тебе сколько лет? Шестьдесят пять? Семьдесят?
По ее растерянному взгляду я понял, что опять сморозил что-то не соответствующее моему возрасту и положению.
— Шестьдесят, — сказала она с нажимом.
— О, так ты у нас еще «баба-ягодка опять»! — нарочито весело сказал я, пытаясь разрядить обстановку. — А маме сколько?
— Сорок три, — ответила бабуля, сверля меня взглядом. Молодая какая мать у Пашки. А я думал ей под пятьдесят. Никогда не умел определять возраст женщин на глаз.
— Так это же здорово! Вы у меня ещё девчонки совсем. Ещё замуж вас обеих выдам, — пошутил я.
— Были уже там, — отрезала она.
— И как? — спросил я серьёзно.
— Ничего хорошего, — ответила она.
— Некоторым нравится, — пожал плечами я. — Можешь мне рассказать, кто мой дед?
— Он погиб в войну.
— А кем он был?
— Командиром Красной Армии.
— Прикольно, — вырвалось у меня. — Какое у него было звание?
— Майор.
— Сколько лет ему было, когда он погиб?
— Тридцать два.
— Совсем молодой. Жаль, — реально расстроился я. Но надо было перевести разговор на отца, и я спросил:
— А мама как замуж сходила? Лет десять, наверное, с мужем прожила? Что с ним в Якутию не поехала?
— С двумя маленькими детьми? — бабушка задохнулась от возмущения. — В тундру? Там гнус! Там комары! Там до большой земли четыреста километров. А если заболел бы кто-нибудь?
— Ясно. Это ты панику навела. Мать так запугала, что она даже не попробовала, даже одна, даже летом съездить на разведку.
— Конечно! Я во всём виновата, — воскликнула возмущенно бабуля, но не очень убедительно возмутилась.
— А не надо за других решения принимать. Каждый сам кузнец своей судьбы, — подлил я масла в огонь. А бабушка вдруг спохватилась.
— А ты про Якутию откуда знаешь? — спросила она, пристально глядя мне в глаза.
Глава 6
Пятница, 12.02.71 г. Святославская городская больница.
— Мама вчера вечером рассказала, — честно ответил я.
— А… — до меня и до бабули дошло, какова причина вчерашних слёз Аполлинарии.
Мы молча присели рядом на подоконник.
— Ну. Начать жизнь сначала никогда не поздно, — прервал я молчание, положив руку на бабушкину ладонь. — Батя звал нас к себе?
— Писал как-то, через пару лет, что какие-то месторождения они там открыли, то ли золота, то ли титана. Или и того, и другого. Я не помню сейчас. Звал. Куда, не помню. Спроси у матери, может, письма сохранила.
— А он часто писал?
— Первое время писал. Потом уж, когда развелись, открытки присылал еще лет пять.
— Алименты платил?
— Алименты не платил. Инка вне брака была рождена, у неё и фамилия до брака была Домрацкая. Когда ты должен был родиться, тогда уже я отца твоего за жабры взяла, они и расписались. Но он присылал деньги. Редко, но хорошо.
— А ещё родня здесь где-то поблизости есть?
— Нет никого. Меня сюда по службе прислали сразу после войны на механический завод.
— Значит, вдвоём детей поднимали с мамой, — подвёл итог я. — Тебе проще было их в Якутию отправить.
Она горько рассмеялась. А я вспомнил, как где-то читал, что у нас в стране 80 процентов населения выросло в однополых семьях: с мамой и бабушкой.
— Я тебя понимаю, — сказал я ей, забывшись, — хочется, чтобы дети не хлебнули того, что нам пришлось. Не всегда мы рядом с ними будем. Они должны учиться жить самостоятельно.