— Три, — ответ Кристофа был дыханием звука. — Вам повезло, что ей не потребовалось больше.
— Черт бы тебя побрал! — Брюс двигался. Шелест одежды, и Кристоф напрягся. Я издала странный, скулящий звук. Я чувствовала себя так, будто меня разделили и неправильно собрали заново все части, каждый дюйм моего тела болел.
Шар тепла ударил в живот и распространился туманом теплого удовольствия. Он успокоил боль и впитался, и если бы не тот факт, что я больше не кровоточила во всех местах, о которых думала, возможно, я могла бы встать.
Но я позволила своим глазам закрыться. Это облегчение — просто лежать в руках Кристофа и знать, что он все держит под контролем.
Маленький голосок внутри меня пытался сказать, что мне следовало бы беспокоиться о чем-то еще, но я быстро заткнула его. У меня уже было все, о чем я могла волноваться. На моей тарелке беспокойства больше не было места для чего-то еще.
— Уже побрал. Уходите, — голос Кристофа был сухой шелухой. Он прочистил горло. — Дайте ей немного пространства. Если темная аура накроет ее...
— Этого не произойдет. Она светоча, — это был один из дампиров, и он казался охваченным благоговейным страхом. — Слушай, с ней все хорошо. Давление в норме, пульс немного ускоренный, но нормальный — она сейчас очнется. Посмотри на ее плечо.
Я не хотела смотреть на плечо. Я плотнее свернулась на Кристофе и подумала о моей разорванной футболке. Тепло окрасило щеки — не то тепло, когда удовольствие циркулировало под моей кожей.
— Кристоф, — пробормотала я и почувствовала себя немного стыдно.
— Все хорошо, птаха, — легкое прикосновение — его губы прикоснулись к моим спутанным волосам. — Все в наших руках.
Именно это я и хотела услышать. Я держала глаза плотно закрытыми.
— Ты берешь на себя недопустимый риск! — Брюс вытеснил слова сквозь сжатые зубы. — Ты слышишь меня, Рейнард?
— Тявкай на кого-нибудь другого, ибн Аллас
[30]
. Я сделал то, что намеревался сделать, — неужели Кристоф насмехался? Было тяжело сказать, поскольку мое лицо пряталось на его груди. Он сделал глубокий, тяжелый вдох. — Я здесь, и если Куросы прекратят пытаться убивать меня, то я буду лучшим союзником, который у вас есть. Так долго, пока вы держите ее в безопасности.
— Анна будет поймана. Она заплатит за все, что сделала.
— Что вы собираетесь делать? Она светоча, а ее охранники фанатично преданы ей, — Кристоф двигался. Он встал с пола, пошатнулся и выпрямился. — И вы помогли в этом. Все в Совете закрывали глаза или активно поощряли это. Она монстр. С Божьей помощью носферату найдут и убьют ее, если она не заключит сперва сделку с дьяволом.
— Она испорчена и манипулирует всеми, но не...
— Она открыла огонь на Куросов и другую светочу, Брюс! — машины выпустили искрящиеся, статические, несчастные звуки. — Она предала одного из нас — больше одного — Сергею! Когда ты поймешь это?
— Это не вернет Элизабет!
Тишина. И в тишине росло рычание. Я прижалась ближе к Кристофу, пока не поняла, что этот звук исходил от него. Медальон мамы был теплым и неподвижным на моей груди.
Шаги, дверь закрылась. Чувство присутствия ушло из комнаты, и Кристоф сделал быстрое, сильное движение, поддерживая меня вместе с собой, поднимаясь на ноги и издавая резкий звук усилия. Мой нос ударился о его ключицу, и одна из машин издала сдавленный визг, прекращая подачу звукового сигнала. Хотя та, что отслеживала мое сердцебиение, продолжала работать. Мой пульс мчался, высокий, быстрый и сильный. Такое ощущение, что я была на реактивном топливе, или во мне было слишком много кофеина.
Кристоф обернул свои руки вокруг меня и прижался лицом к моим волосам. Мы стояли так: мои ноги пошатывались, постепенно набирая силу. Я сглотнула несколько раз, жажда крови покалывала в горле. От него все еще пахло яблоками, корицей, и теплом. Каждый раз, когда я вдыхала, аромат гладил то чувствительное место, и дрожь спускалась по мне. Машина, продолжающая отслеживать мой пульс, послала еще один каскад сигналов.
— Что произошло? — наконец прошептала я.
— Тебе надо было остаться с Леонтусом, — прошептал он сзади. — Те скамейки спрятали бы тебя.
Я не знала, почему была удивлена.
— Ты знал, что она собиралась сделать нечто такое?
— Нет. Я думал, что это было маловероятно. Она противоречива.
Ты серьезно? Я пыталась, сначала осторожно, отодвинуться от него. Он не отпускал. Так мы некоторое время боролись, я — нерешительно, и Кристоф, в итоге, казался удивленным.
— Ты не можешь сама стоять. Прекрати отталкивать меня, — но он усадил меня на операционный стол. Стол немного сдвинулся, как будто не хотел удерживать меня, но Кристоф держал меня, пока я не обрела равновесие. Когда я уперлась своими безжизненными ногами в пол, я почувствовала себя отчасти стабильной.
Я схватила порванную на груди футболку и моргнула. Я вся была, как резина, и каждая часть меня болела, несмотря на жар внутри; чувство того, что все хорошо, распространилось волнами.
Я не хотела думать о том, что было в моем животе, распространяя те самые волны.
— Вот, — внезапно Кристоф сделал движение. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он снимал через голову свой свитер. — Он грязный, но...
А затем он предложил его мне.
Я не была уверена, откуда взялась вся кровь, которая прилила к щекам. Особенно сейчас. Но я стала темно-красного цвета и начала что-то бормотать.
Он кинул свитер мне в руки и развернулся, смотря на стену в противоположном конце комнаты, как будто она содержала все секреты жизни.
Это было не столько из-за свитера или того, что на мне висела рубашка, пригодная для тряпок. Это было не столько из-за его бледной, матовой кожи с полосами засохшей крови.
В его спине были три грозные, морщинистые дыры, которые выглядели любопытно бескровными, когда затягивались; медленно, но зримо исцелялись. Пулевые раны заживали на моих глазах.
И шрамы.
Он выглядел так, будто повалялся в осколках стекла. Шрамы тянулись вверх и вниз по его спине, бледные, блестящие швы против совершенной кожи, достигая противно выглядящих отпечатков пальцев вокруг ребер. Они двигались, когда он дышал, и я сидела там и смотрела несколько мгновений, пока мое сердце колотилось, а кровь бегала по венам, и я поняла, что все еще жива.
— Дрю, — наконец сказал он, — ты уже переоделась?
— О. Я, эм. Секунду, — мне потребовалось две попытки, чтобы снять куски своей футболки, а мои руки тряслись, когда я вдевала свитер через голову. От него даже пахло Кристофом, и на обратной стороне свитера было три дыры. Но перед был в значительной степени в порядке, даже если V-образный вырез был немного глубоким для меня. Кристоф выглядел обманчиво тощим, но я увидела, как двигались мышцы, когда он немного переместил свой вес, затем застыл, как мраморная статуя, когда стал таким же тихим, какими становятся дампиры постарше.
Это были дыры от пуль. Пуль, которые он принял на себя, пока склонялся надо мной. Но другие шрамы... Господи.
— А эти откуда? — прошептала я.
В течение доли секунды его плечи сгорбились, как будто он был смущен.
— Ты же знаешь, что мы можем получить шрамы, — плоско, тихо. Информируя меня, не более того. — Прежде, чем мы становимся сильнее. И после, если раны достаточно тяжелые. Опасные для жизни.
Я не хотела отмечать то, что он избегал вопроса. Снова. Мои зубы покалывали, особенно верхние.
Это клыки, Дрю. Называй вещи своими именами.
— Что случилось? — казалось, будто я не могла заставить свой голос стать обычным. Исцеленные в значительной степени отметки клыков на запястье один раз зашлись приступом боли, и я потерла руку о джинсы, пропитавшиеся кровью. Вся комната была пропитана запахом меди, насмехаясь над моей жаждой.
Он напрягся.
— Я был непослушным. Ты все?