Секс с ней, да нет, это нельзя было назвать просто сексом - занятия любовью был одновременно сумасшедшее страстным и безумно нежным. Кажется мы подошли в нем друг другу как два кусочка пазла. Совпал темперамент, желания, фантазии. Первые месяцы мы занимались любовью по несколько раз в день, зачастую сразу при встрече. Иногда она сама начинала приставать ко мне в совершенно, казалось бы, неподходящих ситуациях. На ее кафедре мы делали это в большом пустом лекционном зале освещенным только белым квадратом невыключенного проектора. В моем офисе - прямо днем за закрытыми дверями кабинета на моем рабочем столе. Во время прогулок она любила прислоняться ко мне спиной и потихоньку выгибаясь все сильнее прижиматься ко мне своей попкой. Это ужасно заводило меня и мы, как подростки, часто прерывали свои культурные походы, добирались до моей квартиры и часами окунались друг в друга. Потом, выныривая из дурманящего опьянения близости, она часто шутила - “мы обгоняем мартовских котов и догоняем пасхальных зайчиков”. С ней я основательно подтянул свой русский.
Она была умна и очень smart. Хотя чего можно ждать от без пяти минут доктора биохимии. Но еще она была настоящей женщиной. Понятливой и нежной, смешливой и острой на язык. Моей женщиной - я все сильнее и сильнее понимал это с каждым днем проведенным с Анной. Мы не часто оставались друг у друга, но виделись каждый день. И на мое предложение на втором месяце нашего общения перебраться ко мне из ее микро квартирки недалеко от института, она просто ответила: “рано, давай наслаждаться нашими свиданиями и романтикой встреч”.
Второй раз на меня накатило в музее Орсе. Анна затащила меня туда в одну из наших “туристических” прогулок по Парижу. Ей очень хотелось посмотреть на всех этих импрессионистов, о которых она так много читала и чьи полотна любила рассматривать в питерском Эрмитаже. Всю дорогу до музея она мне рассказывала как один любил сначала другого но после отрезанного уха уехал любить девочек-подростков на Гаити, в чем разница между полотнами буквы О и буквы А и какая буква дожила до глубокой старости, а какая умерла от сифилиса достаточно молодой.
В музее она водила меня из зала в зал. Рассматривала картины и радостно продолжала рассказывать подробности жизни давно умерших художников. Когда Анна была возбуждена она, как подросток, не могла оставить тему, и должна была рассказать мне о ней все.
В очередном зале она вдруг остановилось перед большим полотном и надолго замолчала крепко держа меня за руку. Я, признаю, уже немного заскучал и больше рассматривал посетителей, чем картины. Но от такой резкой смены ритма я поднял глаза и на меня накатило.
Первым пришел запах давно немытых тел людей и животных. Запах нагретых камней под ногами. Бесконечный путь выматывал, люди молчали. Мои ноги уже перестали болеть и просто тупо ныли. Но стертые руки крепко держали оглоблю и шаг за шагом мы с братом тащили повозку вперед. Чувство безысходного упорства. Рока. И только жилистая спина идущего впереди старика закрывала горизонт.
Я опомнился уже в очереди в кафе-ресторанчик на верхнем этаже музея. Анна была молчалива - “подустала от обилия впечатлений” сказала она и попросила мороженного. Потом с пониманием улыбалась, когда я пытался слизать каплю растаявшей белой массы с манжета пиджака.
Через некоторе время я познакомил Анну с Жаном. Ей он понравился. Он отнесся к ней безразлично. Вероятно восприняв как “очередную подружку”. Но, пообщавшись и видя, что я все меньше и меньше времени провожу без Анны, начал внимательно присматриваться к ней. Узнав, что она биохимик - обменялся с ней телефонами и предложил в полушутливой форме приходить к ним на интервью после получения докторской, и он обеспечит ей по протекции наилучшие условия.
Однажды, ближе к выходным, на которые мы с Анной планировали улететь из Парижа и провести weekend на нашей пустой семейной вилле недалеко от Канн, мне под вечер нужно было заехать в офис забрать кое какие документы и скачать пару файлов - тешил себя надеждой немного поработать на выходных. Я заранее позвонил Матильде, нашей несменяемой, пожилой, но очень модной секретарше. Матильда была одинока, дети взрослые и она часто оставалось допоздна на работе подшивая и упорядочивая досье или разбирая корреспонденцию и мейлы внимательно изучая даже рекламные предложения. Она чопорно, впрочем как обычно, сообщила, что рано уходить не собирается и может заранее подготовить мне нужные досье если я потружусь до половины девятого подъехать в офис. Я поблагодарил и решил прогуляться пешком, благо находился в получасе ходьбы.