–Золото тяготит? Свободы ищешь? – допытывалась женщина.
Граф обернулся на Меццо, искал его поддержки, но Меццо хоронился в тени, его лица не было видно.
–Ну? – поторопила женщина всё также мягко, но что-то в голосе её изменилось.
–Да.
–Дело простое, – утешили Графа, – попросить о свободе надо. Да подписать…
Граф прикрыл глаза. Перед его внутренним взором пронеслись все земли его поместья, знакомые ему с детства, шелковые отрезы на платья и камзолы, лошади с умными глазами, золотые чётки отца, и множество прочих. Семейных реликвий.
От всего отказаться?
И тут же представилось ему бескрайнее яркое небо, и болезненно яркий свет свыше, и мягкий голос и сладкозвучные лиры ангелов, и хор, возвещающей о пощаде для его души. Только там спасение. Только там свет и только туда его путь.
–Что я должен сделать? – Граф поднял глаза на женщину.
–Подпиши, – в полумраке сунула она под руку лист бумаги, обхватила его пальцы своими пальцами, до боли сжимая перо.
Граф не заметил боли. Как не заметил он и того, что наконечник пера впился в его пальцы и несколько капель крови упало на лист, помечая его клятвой.
–Нестрашно, правда? – спросила женщина, когда Граф закончил выводить своё имя. Граф отложил перо в сторону – почему-то облегчения не было, оглянулся на Меццо – свеча женщины выхватила его лицо из мрака.
Бледное лицо.
–Всё? –глядя на него, неуверенно спросил бывший Граф.
–Нет, – женщина хитро улыбнулась. – Подними руку вверх и скажи: «Revoco!» и придёт свобода.
Словно во сне, бывший Граф поднял руку и произнёс самое светлое и самое страшное слово.
***
–Смети эту мерзость с моей лавки! – потребовала женщина, когда от Графа осталась лишь горсть серого несчастного пепла.
–А волшебное слово? – возмутился Меццо, но ещё до того, как женщина глянула на него так, как смотрела всегда: холодно и зло, торопливо взялся за метлу. – Ох, знала бы ты, как он меня замучил! Фанатиком ведь оказался. От пищи стал отказываться, в рубище ходил. Я тайком три недели жрал, боялся, что всё обломится…
–Тебе лишь бы пожрать! – фыркнула женщина, любуясь подписью навек пропавшего Графа.
–А тебе нет? – Меццо опёрся на метлу. – Хочешь сказать, из добродетели всё это? и я к нему пошёл не по твоей наводке? И терпел всё это…
–Из добродетели, – подтвердила женщина, пряча лист завещания пропавшего из мира людей Графа. – Он запутался, а я помогла.
–Ой ли!
–А если тебя совесть замучила, – перебила женщина, – ты только подними руку вверх и скажи: «Revoco!». И всё кончится.
–Да ну тебя, – обиделся Меццо и усерднее принялся счищать останки Графа. В конце концов, в самом деле – они помогли Графу. Да и действительно честный да разумный человек так бы не спятил и не попался бы на фанатизм случайности. Значит, сам виноват!
Меццо даже кивнул своим мыслям, подкрепил их таким убеждением и на душе у него полегчало.
Revoco (*) – отрекаюсь – лат.
Конец