Выбрать главу

========== 1. Я — осколок электрички. ======

Комментарий к 1. Я — осколок электрички. Данное произведение никак не отображает каких-либо политических взглядов автора.

Лис ReNaR.

Совместно с Vinny.

Представляет.

Революционер.

«Революционная ситуация имеет три главных признака:

1. Невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде своё господство, ситуация, когда верхи не могут править по-старому;

2. Резкое обострение выше обычной нужды и бедствий угнетённых классов, когда низы не хотят жить по-старому;

3. Значительное повышение активности масс, их готовность к самостоятельному революционному творчеству».

В. И. Ленин. 1915 год.

— Давайте, парни, поднажмите!

— Заткнись уже, и так давим! — закричал кто-то в строю, перекрикивая рык и шарканье когтей по крупному щебню.

Мои лапы в очередной раз зацепились за грунт; я кое-как прижал когти к земле, нагибаясь и напрягаясь из-за всех сил.

— Эй, не халявить там! — снова закричал командир.

— Четвёртый вагон, что за чертовщина?! Все едем, все тащим, давайте, вы знаете правила! — заорали с другой стороны состава.

— Да пошли вы к чёрту! — последовал ответ.

— Двигатель врубай! — потребовали бойцы второго вагона, побросав ремни.

— Ага, чтобы потом пятьсот вёрст вас тащить всех, да? Просрёте состав — все под трибунал пойдёте! До единого! — пообещал нам матюгальник голосом машиниста, и солдаты волей-неволей снова впряглись в свои упряжи.

— Сволочь… На горку он взобраться не может. Просто управлять поездом не умеет, а как нас гонять — так это запросто! — заворчал мой сосед.

— Чего ты жалуешься-то? — шутливо спросил я, стукая ему кулаком в плечо. Им был пёс из породы доберманов, накачанный, как трёхстворчатый шкаф. Из-за своих широких плеч он один на полке спал, в то время как полагалось парами.

— На себя посмотри… — пробухтел он, набрасывая на себя упряжь. — Потаскай тут три тысячи с лишним тонн…

Я хмыкнул, натягивая тросы, которые тянулись к колёсной пар: уж мне-то точно не на что было жаловаться.

Добро пожаловать в армию страны, которую люди когда-то называли Россией. Странное название, как я сам считаю, но жаловаться не приходилось. Всё-таки у нас осталось хоть что-то из того, что человечество так беспечно растратило на свои нужды: понемногу восстанавливался лес, появлялись новые нефтяные пласты и газовые месторождения, множество рек и, что самое главное, — уран. Его-то у нас и было в избытке, а, значит, всё должно было быть хорошо, но почему-то так не было. Отчего-то все решили, что использовать нас как главную тяговую силу — это умно, прогрессивно и очень экономно, однако нам так, естественно, не казалось.

И вообще, хоть я был старшим сержантом и незаслуженно имел право не на какой-нибудь пистолетик, даже не на автомат, а на настоящий пулемёт, к которому выдали целых сто пятьдесят патронов! Такой радости некоторые и представить себе не могли, а мне довелось пару раз пострелять из него.

— Эх, грехи наши тяжкие, паровоз треклятый… скорее бы уже до электропутей добрались — там уж будет время отдохнуть… — пробурчал доберман и поднажал посильнее, шаркая лапами по камням.

— Ты бы себе ямку выкопал, Добб, — посоветовал я ему, потопав в своей.

Доберман хмыкнул:

— Потом целую траншею так рыть, пока не сдвинемся, — нафиг оно надо?

— Сдвинуться будет легче, — я пожал плечами и потянул вместе с ним изо всех сил, что только у меня были.

— Пошла, родимая! — закричал кто-то: состав наконец тронулся с места после часовой остановки.

— Давай-давай! Не сбавлять! — последовал радостный приказ. — Всего сто десять метров осталось, парни, так держать! Молодцы!

— А кто кормить потом будет… — прохрипел сосед.

— Не сбивай дыхание! — рявкнул я, пользуясь званием старшего, и наконец вышел из своей окопанной ямки.

Постепенно становилось легче, и вскоре весь состав въехал на горку, после чего машинист наконец запустил двигатель, закричав вживую громче, чем в матюгальник:

— Быстро, хватайте сбруи и по вагонам, ждать никого не будем!

— Как будто мы не знаем… — у Добба сегодня было явно плохое настроение, раз он был таким разговорчивым и всё подряд комментировал.

====== 2. Ночь, вокзал, глаза в окно... ======

— Стоп машина!

— Предупреждать надо, ёпть! — с диким рыком пёс покатился со своей полки и рухнул на соседа снизу, придавив бедного кота всей своей тушей. Полосатый тоже матюгнулся, проклиная добермана всем, на чём свет стоит.

— Теперь я понял, почему тут никто не хочет спать! — заверещал он из-под торса моего тяжеловесного друга.

— Я же не виноват, что этот кретин-машинист не умеет ни трогаться, ни тормозить! — возразил мой друг, не горя желанием вставать с мягкого кота.

— Он по инструкции действует! — парировал тот.

— Здоровый пёс оторвался от нижней полки и потёр рёбра. Странно, сколько раз он не падал — ему постоянно везло: ни одного перелома или даже ушиба. Хотя причина его везения была мне хорошо известна — как и остальным членам нашей армии.

Добб, или как иногда его ласково звали Добби, отличался от остальных тем, что был одним из немногих, кто сохранился со времён великого изгнания — поэтому его скелет был усилен, а в голове была огромная куча имплантатов, которая ему чего только не позволяла. Например, он умел глазами подсвечивать дорогу, поднимать неподъёмные для меня грузы, рассчитывать баллистику пули при стрельбе и ещё много чего полезного, вот только одна беда — раз в неделю он должен был найти розетку и сидеть у неё пару часов, не вставая. Иначе вся электроника, которая поддерживает его жизнь уже третью сотню лет, окажется в пролёте, и Добб быстро умрёт. Зная это, я всегда помогаю, потому что горжусь дружбой с таким, как он. И не потому что он был вооружён лучше, чем весь вагон вместе взятый, нет. Просто с ним всегда было весело поболтать — пёс знал прорву интереснейших историй про людей и про их изгнание, а когда напивался, то вечно жаловался на жёсткий диск и глючную оперативку. Конечно, он не всегда был весёлым, особенно когда дело касалось людей. Он становился обыкновенно серьёзным, а иногда и хмурым, когда при нём говорили о наших таинственных, потерянных, но ещё не забытых создателях. Все в этом мире когда-то думали об этом — кто победил. Мы — оставшиеся на земле звери, или те люди, которые смотались с этой проклятой планеты…

Когда-то здесь было всё — государства, армии, леса и нормальные ресурсы, а теперь нет ничего. Даже государств. Ну точнее они есть, но их так немного, что есть они или нет их — не важно. Нету главного — населения.

Пока Добб поднимался, отряхивался и матерился, я оглядел пустующий вокзал. Пара зверей, по виду волк и какой-то лис — стояли у головы состава, о чём-то ругаясь с машинистом, да ещё какая-то пожилая кошечка продавала на платформе горшочки с какими-то растениями.

— О, смотри, бабка коноплёй торгует! — сразу же оживился мой друг, заглядывая мне через плечо.

— Откуда ты знаешь, что это такое? — удивлённо спросил я, поправляя лямку пулемёта, — Может это она листики так подрезает, чтоб на коноплю было похоже…

— Так это мы сейчас быстро проверим! Возьмём два корапля на пробу…

— Ага, чтобы ты мне всю дорогу до Москвы бухтел — надо было брать стакан, надо было брать стакан…

— Да двумя коробками разве накуришься? Это я ещё когда человеком был — можно было обдолбаться…

— Так почему стакан сразу не возьмёшь? — спокойно поинтересовался я.

— Так вдруг хреновая окажется? — резонно заметил мой приятель, всплеснув лапами.

Я гневно выдохнул и передёрнул затвор своего пулемёта, проверяя его чистоту и боеготовность.

— Не самое безопасное место тут, особенно ночью. Ты вооружаться будешь, или ну его?

— Таскать трахбабахалку? Тут даже пострелять не по чему! — лениво протянул пёс, но палец облизнул.

— Открыв нижнюю полку, на которую не так давно рухнул, Доб приложил палец к небольшому, но очень точному считывателю ДНК, похожего на считыватель отпечатков пальцев. Огонёк на огромном бронированном сундуке загорелся радостным зелёным, и пёс достал из ниши огромный скорострельный гранатомёт с полным боекомплектом. Самая разрушительная игрушка для индивидуального пользования во всей нашей армии — таких в мире осталось совсем не много, а патронов к ним — и того меньше.