И вот отсчет начался. Кортеж эрцгерцога показался. Они ехали не быстро — это упрощало задачу. Наследник находился во втором автомобиле. Главное не медлить и сделать все быстро. Они неспешно все приближались и приближались прямо к нам в руки. Эрцгерцог приветствовал собравшихся людей, а они его. Словно отец их родной сейчас сидит в этом автомобиле. Меня взяла злость на них.
И вот автомобиль вплотную подъезжал к Мехмедбашичу. У него видимо нервной силы не хватило, хоть трусостью он никак не отличался. Бомбы он не вынул и под автомобиль ее не бросил. Когда опомнился, было уже поздно. Он дал слабину. Но он был не один. Еще ничего не потеряно.
Но неожиданно совершенно то же самое случилось и со Кубриловичем, стоявшим вторым. Да что же это такое с ними происходит? Наследник продолжал свое движение и ничего не происходило. Словно именно я должен был сделать решающий шаг. Они провалились, но я сделаю всё. Завершу то что начал. Я найду силы. Кубрилович стоял и смотрел куда-то вдаль, не обращая внимания на то что автомобиль уже ушел. Он словно потерялся, и не знал куда себя деть. Он на слонов не охотился, с железнодорожного полотна в трех шагах от мчащегося экспресса не сходил — и был, конечно, в состоянии, близком к умопомешательству.
Апис был прав, заменив количеством недостаток технического качества исполнителей. Мы никогда не делали подобного. Да и в самой «Млада Босна» не особо много было террористов, так сказать с опытом. Если они вообще были. Мехмедбашич и Кубрилович диспозиции не выполнили. Теперь все зависело от Кабриновича, стоявшим у моста Цумурья. Он был третьим, и я верил что он-то уж точно соберется с духом и выполнит задачу. И он ее выполнил. Когда автомобиль наследника престола поравнялся с этим мостом, Кабринович поднял над головой начиненную гвоздями бомбу, которую прятал до этого в букете цветов, и бросил ее прямо на автомобиль, в котором находился эрцгерцог.
Все началось. Раздался оглушительный взрыв. Я был слегка оглушен. Пытался понять вышло у нас или нет. Гвозди бомбы ранили немало людей в толпе, ранены были два офицера из свиты эрцгерцога, но сам он похоже не пострадал совершенно. Почти не пострадала и его жена. Похоже было, что осколки лишь оцарапали ей шею. В то время как остальных сидящих в машине наследника не задело совершенно. На набережной произошло смятение. Автомобили остановились посредине набережной и простояли так по меньшей мере пять минут. Кто-то орал диким голосом. Я слышал плачь. Это был детский плачь ребенка. Он тонул в этом гуле криков и стонов. Я совершенно растерялся. Что же делать? Я стоял в смятении так какое-то время, пытаясь что-то для себя решить. Но детский плач парализовал меня. Эрцгерцог был жив, пока люди умирали. Дети умирали в муках, прося о помощи. И я хотел…
Даже не знаю хотел ли я помочь им? Ринуться, забыв про все, и попытаться вытащить из этой бойни детей. Мы никогда не ненавидели Австрию. Но Австрия не позаботилась о разрешении наших проблем. Мы любили свой собственный народ. Девять десятых его — это рабы-земледельцы, живущие в отвратительной нищете. Мы чувствовали к ним жалость. Ненависти к Габсбургам у нас не было. Против Его Величества Франца Иосифа я ничего не имею и… против наследника престола тоже. Мы все что угодно, но не преступники. От своего имени и от имени моих товарищей, прошу детей убитых простить нас. Пусть суд нас покарает, как ему угодно. Мы не преступники, мы идеалисты, и руководили нами благородные чувства. Мы любили наш народ и умрем за наш идеал…
Военный генерал Боснии Потиорек видимо уже догадался, что произошло покушение. А что еще это могло быть, как не покушение? Потиорек начал собирать вокруг себя людей, раздавая им указания. Он указывал на Кабриновича. Какой-то австрийский лейтенант тоже догадался, что виновник покушения — молодой человек, бросивший под автомобиль цветы. И он ринулся на Кабриновича. Тем временем сам Кабринович, уже пришедший в себя, выхватил из кармана капсулу с ядом. Капсулы с цианистым калием несли в себе смерть и освобождение одновременно. Он проглотил яд и бросился в реку.
Я не видел что случилось с ним дальше, но надеялся что яд сработал. Он сделал что смог, но этого оказалось недостаточно. Он не довершил дело до конца. Где были остальные, я не видел в этой суматохе. Об охране эрцгерцога решительно никто не подумал. Убить теперь его было легче легкого. Но я медлил. А что же другие? Где же они были? Мехмедбашич и Кубрилович, пропустившие свою очередь, должны были довершить то, что не смогли начать. А я? Почему я стоял и смотрел? Я, кто решил любой ценой убить наследника. Убить. Но дети, стонущие и ревущие дети, останавливали меня. Время уходило.