Ну что же, взрослые столпы революции в присутствии мальчишек на побегушках не особенно стеснялись в самовыражении. А те в свою очередь пытались запомнить каждое слово, пусть и донесенное переводчиком, каждый поступок этих людей, делающих свою Историю. История эта, как правило, делается без участия разума. А сон разума порождает, естественно, чудовищ.
Впрочем, может и неестественно.
Тойво довелось как-то встретиться с одним парнем, которого они потом с сотоварищами, не сговариваясь, сдали полиции. Так вот тот на полном серьезе распространялся:
— Я для революции — самый нужный человек, потому что не могу больше жить в рабстве. Помню, на меня как-то косо посмотрел один парень. Я к нему: что глядишь, паразит? А он удивляется, смотрит на меня, как на муравья и говорит, чтобы я шел своей дорогой. Ну, я его, естественно, подкараулил, когда он в парке бегал, и полоснул битым бутылочным горлышком по животу.
— Почему — естественно? — спросил Тойво.
— А ты бы поступил иначе? — совершенно искренне удивился парень. — Это же для всех естественно.
Ему по голове ударили сразу несколько человек. А потом отвели в ближайший полицейский околоток. Скорее, даже, отнесли, потому что сам идти тот отказывался.
— Это он чемпиона порезал, — сказал Антикайнен полицаям.
Чемпионом был Пааво Нурми, будущий великий спортсмен.
22. 1914
Пааво Нурми в Хельсингфорсе бывал нечасто, а если и бывал, то все его визиты строго ограничивались по времени. Нечего ему было здесь делать, родившийся в Турку в 1897 году, он был привязан к родному городу. Там была семья: мама и братья-сестры. Там была могилка отца, столяра по профессии, неожиданно умершего в 1910 году. Там был, наконец, «Turun Urheiluliitto», легкоатлетический клуб, который, начиная с девятилетнего возраста, выплачивал ему именную стипендию. То, что так недоставало Ритоле, у Пааво было всегда: внимание отечественных спортивных кругов. Даже когда после потери кормильца ему пришлось идти на прядильную фабрику, бросив школу, Нурми перечисляли малую толику, чтобы хватало на пропитание.
Из Пааво растили нового чемпиона на смену легендарному Колехмайнену. В Вилье Ритола почему-то такого чемпиона не видели. Впрочем, звезда Нурми, заблиставшая в 1914 году, не меркла добрых двадцать лет — это означало, что в нем не ошиблись.
Ежедневные трехразовые тренировки, специальная диета, где большую часть рациона составляли овощи, меньшую — фрукты, совсем малую — мясо, все сдобренное рыбой, лишь только увеличивали его потенциал по сравнению с другими спортсменами. Потенциал увеличивался, отношения уменьшались. «Жрет траву, вот и дуреет», — переговаривались по его поводу другие молодые бегуны. Кто-то из них тоже пытался придерживаться его диеты, но то ли чего-то из продуктов не хватало, то ли, наоборот, было с избытком. Спутником таких питаний сделалось расстройство желудка, а с этим на старт не выйти хотя бы из уважения к сопернику.
Еще будучи на фабрике, Нурми от переживаний придумал особый вид тренировок, число которых сократилось до одной в день по производственной необходимости. Жизнь тогда была ему не очень мила, поэтому он тренировался со спарринг-партнером — с поездом.
Ухватившись за поручень последнего вагона, он бежал следом столько, сколько мог. Опаснее всего было отцепиться, так как набранная скорость могла привести к травме, увечью, либо вовсе — к безвременной кончине. Повесив язык на плечо, Пааво несся, делая гигантские шаги, не обращая внимания на шпалы и выступающие из них костыли. Конечно, новая методика, «поездная», неизбежно бы привела к трагедии, но тут семейный совет постановил, что довольно Нурми зарывать свой талант в пряжу, пусть живет на стипендию, и он вернулся в активный спорт. Проходящие поезда забыли своего невольного попутчика.
Но сам Пааво не забыл: его стиль бега — механический, словно бы и не живой человек чешет, а искусственный, лишенный усталости, остался. Так бегать не умел никто. Да и где еще найти дурака, способного обучаться манере движения у мчащегося на всех парах локомотива!
Позднее Нурми даже кличку дадут: «Фантом», восхищаясь человеком с самым низким пульсом. «Зато с самой высокой таксой!» — конечно же добавляли недоброжелатели. Проект «Пааво Нурми» был на всем его протяжении всегда коммерчески выгодный.
Вот это юное дарование и исполосовал разбитой бутылкой рвущийся в революцию человек, для которого это было «естественно». Шел 1914 год.
Испуганный, было, такой выходкой против себя, Пааво быстро обрел былую уверенность, потому что такая оперативность полиции в поимке злоумышленника его здорово впечатлила. Раны оказались не особо страшными, жить можно, а мысль, что на него работает вся страна, способствовала их быстрейшему заживлению.