- И почему же? – Поинтересовалась Юля.
- Это языческий праздник. Да, да, именно так, он раньше был ксивианским днём урожая. И так глубоко въелся в традиции что Святая Церковь не нашла ничего лучше, чем присвоить его себе.
- Не они первые, не они последние, - сама себе сказал Юля.
- А ты, Юлечка? Во что веришь ты.
- В создателя, во всевышнего Бога.
- То есть в святую веру?! - Вскинул он брови. - А в святую церковь ты ходишь?
- Давно там не была.
- Почему?
- Зависала вместе с профессором в одном местечке, - загадочно улыбнулась Юля. – Мелкой я тысячи часов провела в молитве.
- Серьёзно. Ты из верующей семьи?
- Моя мама верила, и я вместе с ней. День и ночь молилась Боженьке… - Юля замолчала, не желая выдавать сакральные истины.
- И он тебя услышал? – По-отечески улыбнулся Дориан.
- Судя по всему да, - кивнула Юля. Они как раз вышли на центральную аллею, где было не протолкнуться. Кто-то пел, кто-то безумно дёргался, называя это священным танцем, а кто-то молился. Молиться можно было стоя на коленях и глядя в небо, а можно было лёжа. Можно было петь и бегать. Хоть это и выглядело со стороны по меньшей мере странно. Но это если ты не в теме. Стоило открыть своё сердце, выпись священного чаю, обкуриться благовониями и можно было легко впасть в экстаз.
Всё её юное тело просило сейчас отдаться этой стихии. Юле так хотелось поговорить с Богом, но она не могла, она же была на работе. Ей нужно было быть рядом с Яковом на случай, если ему кто-то будет угрожать. Но никаких угроз девушка не чувствовала. Скорее наоборот, она всем телом, своей кожей ощущала всепоглощающую любовь.
Внезапно кто-то рядом как заорёт:
- Аллилуйя, сёстры! – У Юли аж сердце сжалось.
- Аллилуйя, сестра, - тихо ответила она, но встретив глазами говорившую, услышала в ответ.
- Помолись со мной, - нельзя было отказывать. Это строжайше запрещалось в святой вере. Юля посмотрела на Якова, будто спрашивая его разрешения. А он словно подталкивал её.
«Вперёд», одними губами сказал он. И Юля растворилась в улыбке:
- Славься Великий Боже, ты создавший всё…
- Ты создавший всё… - повторяла за ней случайная собеседница. – И верующий в небеса да спасётся, и спасётся имя его и сердце его да возлюбит, душа вознесется.
- Душа вознесётся… - продолжала Юля. – И всем тем, что даровал нам Господь великий пастор наш мы отплатим ему единому, принадлежим ему до последней капельки, существуем в нём как звёзды на небосводе, и молимся единым именем.
- И молимся единым именем, - повторяла за ней женщина, улыбаясь на все зубы, глядя Юле прямо в глаза, держа её за руки.
- Аллилуйя сестра, аминь.
- Аминь, аминь, аминь, - они поцеловались.
У Юля даже слёзы выступили на глазах, а Яков на всё это смотрел и прозревал.
- Ого, да ты в теме, - одобрительно кивал он.
- Я с самого рождения в теме, - проговорила Юля пытаясь обуздать своё сердце, которое сейчас колотилось как у маленькой птички. – Я обожаю Господа.
- Аминь, - проговорил Яков.
- Аминь, аминь, - повторила Юля. – Аллилуйя.
- Аллилуйя сестра! - Прокричала женщина, с которой они только что молились под радостные вопли толпы.
- Ты даже заплакала, - говорил Яков как будто добавляя «Браво».
«Для вас это всё игра в притворство, - мысленно ответила ему Юля. - А для меня это моя жизнь. Вера в единого Бога».
В это время под бурные крики толпы и возгласы: «Аллилуйя» на склёпанную из фанеры сцену поднялся барон Джерри Пирм. Он выглядел намного тяжелее чем был. Высокий, грузный, с огромными складками жира на подбородке. С трудом передвигая своё обрюзгшее тело. Каждый его шаг отдавал отдышкой. А каждое движение стоило громадных усилий, но он поднялся:
- Аллилуйя Господи, братья и сестры, - закричал в микрофон инквизитор Пирм. Его голос был настолько мощным, что никакие усилители ему были просто не нужны.
- Вот и настал тот день, священный Раш Хашанад, сегодня мир войдёт в святилище нового века, и мы первые окунёмся в святость его. Возмолимся же братья и сестры. Возмолимся навеки аллилуйя! – Его выкрики будто принуждали тебя молиться.
«Тут и неверующий бы взмолился», подумала Юля, ощущая, как в глубине души просыпается истинная она, которую заставили задремать все эти научные эксперименты Ксива и Матра.
«Всё это наносное. Всё лишь пыль. Лишь Господь вечен».
- Аллилуйя! – Уже кричала она вместе с инквизитором.
- Мы, странствующие между миров, видавшие начало и конец, миллион раз перерождённые. Мы живём, нет мы существуем в этих умирающих телах, аки черви в гниющих кусках мяса, мы рождены уже мёртвыми, чтобы просто отмерить час, когда сольёмся в едином порыве с вечной искрой святости единого Бога. Вся наша жизнь тлен. Лишь смерть приближает к спасению. Но весь земной путь – это испытание перед встречей с Богом. Это путь, на котором нельзя оступаться, чтобы быть достойным вхождения во врата его Рая, Аллилуйя! – Он кричал и кричал, срывая аплодисменты и экзальтированные возгласы толпы.