— А чего это он все время болеет? В Думе здоровые депутаты нужны. Там и так больных хватает.
— Я в переносном смысле — пояснил охотник за автографами, — Так-то он мужик работящий, здоровый, за обедом три вторых съедает!
— Обжора, значит? Обжирается, а народ пусть голодает? Не подпишу.
— А я вам денег дам... — шепнул охотник.
— А много? — шепнул я.
— Пять рублей, — шепнул он.
— Вы за кого меня принимаете!? — возмутился я.
— А сколько вы хотите? Ну хорошо, восемь.
— Сто пятьдесят пять! — отрезал я.
Подумал и добавил:
— Долларов.
Собиратель посмотрел на меня с уважением и позвонил в другую квартиру.
... В ожидании троллейбуса я развернул газету, но меня осторожно тронули за плечо.
— Слышь, милок, — прошамкал сзади старушечий голос. — Переведи меня на ту сторону. Стара я стала, машин боюсь...
Старушка ухватила меня под руку и засеменила через дорогу. На вид ей было лет сто пятьдесят.
— Пенсия маленькая, — причитала она в такт шагам, — дети разъехались, жить тяжко. Одна радость у меня осталась...
— Внуки, наверно? — спросил я.
Старушка строго посмотрела на меня и поджала губы.
— Елдырин, — сказала она. — Пал Петрович! Одна надежа и опора у меня. И у всех нас! Так что подпиши ты мне, милок, одну бумагу. Дело, слышь, государственное!
Я перебежал дорогу обратно, прыгнул в троллейбус и отчаянно забился в самую глубь салона...
Народу было битком.
— Осторожней! — заметила девушка с соседнего сиденья. — Не наваливайтесь!
— Я не наваливаюсь...
— А я говорю: наваливаетесь! — девушка подняла на меня глаза и вдруг радостно вскрикнула: — Ой, Миша! Ведь вы Миша, да?
— Н-нет, — сказал я. — Вообще-то Вова. А что?
Девушка поднялась и встала рядом со мной. Толпа сдавила нас и притиснула друг к другу...
— А я тебя сразу узнала, Вова... — прошептала девушка интимно. — Это же я, Туся... Помнишь?..
От нее пахло нежными духами, а глаза были такими большими и наивными, что... Короче, я вспомнил.
— Туся? Ну как же, как же, конечно! А я-то, дурак, гляжу, думаю: кто бы это мог быть? А это же Тусенька... Как живешь-то?
— Я тебе расскажу, — таинственно улыбнулась она. — Я все-все-все тебе расскажу... Только сначала, знаешь что? Подмахни мне одну бумажку, милый. Подпишешь, и я на сегодня вободна! И мы пойдем ко мне. Это насчет Елдырина...
Народу, повторяю, было битком. Хорошо что прямо надо мной был люк. На крыше меня, правда, немножко дернуло током, но в общем и целом я покинул троллейбус без особых повреждений...
...Около института ко мне подскочил страшно сопливый мальчик лет десяти.
— Дяденька-а-а, — противно заканючил он, хватая меня за рукав. — Постой, дядя...
— Чего тебе?
— Подпиши за Елдырина, дяденька! Он хороший. Мамка говорила: он к женщинам хорошо относится...
— Я тоже хорошо отношусь к женщинам, — нервно сказал я. — Однако в депутаты не рвусь.
— Ага-а-а, — зловеще сказал мальчик, крепче вцепляясь мне в рукав. — А тогда я сейчас заору, что ты мой папа, а нас с мамкой ты бросил и алиментов не хочешь платить. На весь институт осрамлю! Подпишешь? Или заорать?
Мне уже за сорок. Я много курю, люблю преферанс и бегаю чрезвычайно плохо. Но от этого страшного сопливого мальчика я сбежал шустро и без оглядки — как тореро от быка.
...Я сидел в глухом углу Центрального парка и думал о Елдырине.
— Откуда ты взялся на мою голову, Елдырин? — думал я. — И отчего ты так стремишься в Думу? Отстань от меня, Елдырин, или я умру...
Так думал я, сидя на скамейке в глухом уголке Центрального парка, и плакал.
— Рано ты рыдать начал, — раздался надо мной
хриплый голос. — Вот сейчас поговорим, тогда и рыдай. А ну, снимай часы!
Передо мной стоял угрюмый коренастый мужик. Его волосатые руки были сплошь покрыты татуировками...
Я безропотно снял часы.
— И бумажник, — потребовал татуированный.
Я вынул бумажник.
— А ручка есть?
— И ручку берите, — вздохнул я. — Все берите, только не нервничайте.
— А чего мне нервничать, — усмехнулся татуированный. — Ты часы-то обратно прими. И бумажник тоже. Это я пошутил...
Он противно засмеялся. Я тоже хихикнул, и тоже, наверное, противно.
Мужик оборвал смех и погрозил мне татуированным пальцем.
— Вещи получишь обратно, но... Сначала подпишешь вот это.
И он протянул мне знакомый лист...
Я вскочил на скамейку и закричал.
— Братцы! — кричал я. — Вы меня убедили! Я согласен! Идите все сюда! Я всем подпишу, только отвяжитесь!