- Смотрите, он уже совсем здоров, разрумянился!.. Что бы это значило, Фадеев?! - Пошутил Богданов.
- Товарищ капитан, вы как-то меня отпустили... - начал было оправдываться Анатолий...
- Да, ладно, Толя! - Весело ответил ему Богданов, - Иди читай...
Фадеев отошел в сторону, дрожащими руками стал открывать конверт, который был заклеен добротно. Боясь, как бы не разорвать письмо и повредить текст, Анатолий откусил уголочек конверта и стал полегоньку открывать узенькую боковую полоску. Наконец извлек письмо, развернул сложенный вдвое тетрадный листок.
2
"Толя, дорогой мой, не знаю, где застанет тебя это письмо, но так хочется, чтобы оно дошло как можно быстрее! Я уже в Москве. Учусь делу, о котором никогда раньше не мечтала, но оно меня увлекло, хотя многое у меня пока не получается. Об этой профессии я имела туманное представление, сейчас постигаю ее азы. Думаю, что ты догадываешься, о чем идет речь. Если кое-что расскажу. Занимаюсь много, но усталости не чувствую. Ужасно хочется скорее окончить учебу и самой сражаться с фашистами.
Я получила письмо от Эльзы, она сообщает, что Вика скоро будет оружейницей в авиации. Папа находится под Калинином, недавно был у меня. Когда он узнал, что погибла мама, сразу постарел лет на десять. Милый, бедный папа! Ему очень тяжело...
Толя, как у тебя дела, как воюешь, сколько фашистов уничтожил? Я очень соскучилась по тебе. Хотя мы и виделись недавно, но у меня большое желание видеть тебя снова и снова. Хочется закрыть глаза, потом открыть и увидеть тебя. Что тебе пожелать? Бить фашистов? Ты это делаешь. Беречь себя - ты этого не умеешь и, очевидно, не хочешь. Как убедить тебя в этом, я не знаю, но помни всегда, что я тебя очень люблю. Ты и папа - два человека на земле, которые мне очень дороги и ради которых я живу и буду бороться.
Я люблю свою Родину, но я так думаю: Родина - есть - люди, леса, поля, все то, что мы видим, чем живем. Я живу вами. Пиши, Толя, очень жду. Целую, Нина".
У Анатолия пот выступил на лбу, он никого не видел вокруг и ничего не слышал, продолжая мысленно разговор с Ниной. Несколько раз открывал и закрывал глаза - и оказывался вместе с ней: так она хотела! Сколько радости, счастья подарила она ему своим письмом!
Немного опомнившись, он окинул сияющим взглядом все вокруг. Невдалеке стоял техник звена. Анатолий извиняющимся голосом спросил:
- Где остальные?
- Ушли по своим делам, - ответил техник и пригласил Анатолия: Пойдемте, товарищ командир, я покажу вам, где мы разместились и где ваше место. Вы убедитесь, что мы живем хорошо.
Они вошли в землянку, разделенную на две половины. Слева жили летчики и техник звена, справа - механики, мастера и мотористы. В землянке было чисто, уютно - полнейший комфорт. Слева у стенки, отдельно от других, стояла аккуратно заправленная постель. Увидев ее, Анатолий чуть не прослезился: значит, ждали и верили, что он вернется!
В землянку вошли Овечкин и Гончаров.
- Ну, рассказывайте, как вы тут жили?
- Что рассказывать, товарищ командир, - начал Иван с обидой в голосе. Как вы не вернулись с боевого задания, сразу у нас с Васей отобрали самолеты, и до сих пор мы "безлошадные". Комиссар полка и комэск на них летают, а мы бродим как неприкаянные.
- Это непорядок, - сказал Фадеев. - К кому-нибудь обращались?
- Ваня к комиссару ходил, так он его боевой листок заставил выпускать, - доложил Овечкин под общий хохот остальных.
Ну ничего, разберемся, - пообещал Фадеев.
- Эй, гвардейцы третьего звена! Выходите! Начальство построение назначило! - просунув голову в дверь, крикнул старший лейтенант Базаров.
- Как воюется, товарищ старший лейтенант? - спросил его Фадеев.
- Воевать, Фадеев, легче, чем на земле торчать!
Анатолий смотрел на Базарова с удивлением. Ну до чего небрежно одет человек: затасканный, видавший виды реглан, сапоги, правда, хромовые, но на одном - галоша, привязанная ремешком....
- Чего так осматриваешь меня? Ты что, старшиной был? - спросил Базаров.
- Да нет, - ответил Фадеев, а про себя подумал: "Поди разберись, почему ходит замкомэска шут знает на кого похожим!"
Ритуал торжества был кратким. Командир полка зачитал приказ и вручил Фадееву орден боевого Красного Знамени, поздравил его, пожелал увеличивать счет битых самолетов.
Богданов, понимая волнение летчика, сам проколол отверстие и привинтил ему орден. После построения личный состав полка направился в столовую. Торжественный ужин закончился быстро. Анатолий несколько раз незаметно поглядывал на свой блестевший золотом орден. Он не ожидал, что так быстро сможет получить боевую награду. Хотя, конечно, мечтал о ней. Теперь в полку раз, два... пять орденоносцев! Он пятый!
После ужина к Фадееву подошел Глеб Конечный, необычайно тихий, поникший, - это Анатолий почувствовал сразу.
- От души поздравляю с наградой, Толя, - сказал Глеб, обнимая друга.
- Спасибо, как у тебя дела?
- Радостей мало, летаю редко. Стыдно людям в глаза смотреть. Только в воздухе оживаю немного, да и сам боюсь, как бы чего не случилось. Тогда вообще запрячут и опозорят перед людьми.
- Перестань, Глеб, все обойдется.
- Как сказать? Кутейников лютует. Другие ребята при нем сохраняют нейтралитет, хотя без него сочувствуют мне. Один Базаров со свойственной ему прямотой поддерживает без оглядки на начальство. Слушай, я давно хотел тебя спросить, но ты вдруг исчез. Девчата тебе пишут?
Фадеев посмотрел на Конечного, не понимая, к чему он клонит. Ответил спокойно:
- От Нины письмо получил. Почему это тебя интересует?
- Дело в том, что... - Глеб замялся, - ...я написал Шуре, что ты не вернулся с боевого задания.
- Ты с ума сошел, Бесконечный?! - набросился на него Фадеев.
- Узнала Вика, что ты не вернулся, и сказала Шуре. Та спросила у меня, я и ответил, как было.
- Ясно, - прервал его лепет Фадеев. - Подсунул ты мне поросеночка.
Он мысленно прикинул, если сегодня же написать письмо Нине, когда она его получит? И хорошо, если Вика не поспешит сообщить Нине печальное известие.
Конечный в это время стоял, опустив голову в ожидании дальнейшего разноса, но Анатолия уже заботило другое.
- Так что ты говорил о Кутейникове? Не дает тебе летать? Почему? Пойдем к комиссару!
- Уже поздно, неудобно, - отбивался Глеб.
- Не хочешь - я один пойду! Где его землянка? - настаивал Фадеев.
- Товарищ батальонный комиссар, почему командир первой эскадрильи капитан Кутейников не выпускает Конечного в воздух? - выпалил Фадеев, войдя в землянку комиссара.
- Он летает, но помалу. Сейчас самолеты беречь надо, поэтому их не каждому летчику доверяют. Твой ведомые тоже сидят.
- Это другое дело. Сейчас я о Конечном говорю. Он мой друг. Мы одного выпуска.
- Вон оно что! Значит, Конечный другу пожаловался?
- Нет, просто поделился своими заботами. Может, он и не прав, но он думает, что ему летать не дают потому, что не доверяют, что был сбит и долго выходил из окружения.
- Твой друг напрасно нервничает. Сомнений в его преданности Родине нет. Передай ему, пусть перестанет хныкать и держится поумней.
- Есть, товарищ комиссар! - Фадеев круто повернулся и направился к выходу.
Подожди, куда побежал? Как ты себя чувствуешь?
- Нормально!
- А тебе в голову не закралась мысль, что и тебя подозревают?
- Вы что, товарищ батальонный комиссар?!
- Вот видишь, значит, ты спишь спокойно, и тебя совесть не мучает. А у Конечного, возможно, что-то и было, что его смущает. Зачем бы ему под старика рядиться? Он же с немцами не контактировал, шел с нашими войсками...
Фадеев пожал плечами.
- Ладно, не переживай, Фадеев, все утрясется. Твой друг покажет себя с лучшей стороны, если возьмется за голову.
Фадеев вышел из землянки. Глеб, ожидавший неподалеку, бросился к нему:
- Ну что?
- Все в порядке. Иди, спи спокойно. Будешь летать, так сказал комиссар.
- Спасибо, Толя! Спасибо! - загремел Глеб. - Тихо ты, труба ржавая! прикрикнул Фадеев, но часовой уже окликнул их: