— А к тому, что если бы я ЗНАЛ куда меня собираются бить противники, то я бы, наверное, никогда бы не проигрывал? — вкрадчиво задал я следующий вопрос.
— Скорее всего, — допустил зять генсека.
— Так вот… — я остановился у стола и навис над сидящими "ментами", — я запросто могу проиграть в боксе, потому что не знаю, куда и как меня ударят, но я НЕ могу НЕ быть композитором и поэтом, потому что я НЕ СОЧИНЯЮ музыку и НЕ РИФМУЮ слова…
В тишине, которую нарушало только мерное тиканье огромных напольных часов, стоящих в углу кабинета, я вернулся к своему стулу и с размаху на него плюхнулся.
— …потому что музыка и стихи у меня возникают в голове из ниоткуда… я ЗНАЮ какие слова и как поставить, я ЗНАЮ какие звуки и как должны прозвучать. И вообще… Я ЗНАЮ, КАК ПИСАТЬ ПЕСНИ, ЧТОБЫ ОНИ НРАВИЛИСЬ ЛЮДЯМ!‥ — буднично закончил я и потянулся к очередному эклеру.
Повисло молчание.
— Хм… — кашлянул, подхватывая эстафету, Клаймич, — я уже давно наблюдаю за Витей… смотрю, за творческим процессом… Музыку он выдает прямо из головы… а потом замирает на несколько минут и пишет текст песни… основную часть… почти без правок… Я знаю много поэтов и композиторов… это тяжелый труд… месяцы на одну песню… а тут…
Григорий Давыдович с силой потер переносицу, под скрестившимися взглядами Щелокова и Чурбанова, и закончил:
— Скорее всего, Виктор… э… хм… — ГЕНИЙ!
Генералы ошарашенно молчат. Я "незаметно" напыжился и перестал жевать.
Наконец, Щелоков скептически хмыкает:
— Гений… любите вы, творческая интеллигенция, громкими словами разбрасываться… Пушкин! Вот гений был…
Клаймич упрямо мотнул головой:
— Можно и с Пушкиным сравнить… Если бы Пушкин жил сейчас… наверняка, писал бы не только гениальные стихи, но и гениальные песни…
«Да, Григорий Давыдович… вот уж, действительно, все поставил на одну карту… Ладно, не ссыте, Гриша… Прорвемся!»
Общее молчание.
«Надо дожимать!»
— Вот мне иностранные языки понравилось учить… Сначала просто нравилось слушать звучание другого языка… потом захотелось понять о чем поют… оценить, как совпадают мелодия и ритм с содержанием… — я задумчиво закатил глаза к потолку и "подбирал" слова, как бы пытаясь донести до собеседников свою мысль.
Сделал глоток остывшего чая и продолжил витийствовать дальше:
— Дико удивился убогости их текстов… Там нет ничего, ни нашей глубины, ни нашей "красивости" фраз и образов… А потом, внезапно осознал… Я могу написать тексты ЛУЧШЕ, чем они! НА ИХ ЯЗЫКЕ…
«Ща спою вам "Скорпионов", не зря же меня тогда Завадский впервые "гением" назвал!‥»
— Вот, кстати… Написал недавно на а… — и замер с открытым ртом.
«О-па!!! Жопа?!… Новый год?!‥ А ну-ка… а не настало ли снова время для рекламного слогана писькиных пилюлек: — А что?! А вдруг?!…»
-…нааа… итальянском… Это второй, который я после английского выучил… — я похлопал глазами на пребывающих в явном смятении "ментов".
«Не их тема… Не знают, как реагировать… Ничего, додавим!»
— Эту песню надо с девчачьей группой петь… И сопровождения музыкального сейчас нет, но вы люди грамотные, просто оцените звучание и мотив…
Я нахально хапнул со стола очечник Щелокова, взял как микрофон и, вернувшись на середину кабинета, вкрадчиво начал в него напевать:
— А теперь хором в четыре голоса!‥
Я значительно прибавил в громкости и протяжно заголосил куплет:
— Ну… и так далее, в таком же духе… Называется песенка "Счастье", собственно, по-итальянски это "феличита" и есть… Я вам гарантирую… прокрутить эту незамысловатую "текстуру" по радио и через неделю ее будет петь вся Италия… Русскую песню, русского автора! Слова простые… мотив тоже… Так и будет… Зуб даю!‥
Я победно посмотрел на министра и зама. От растерянности Щелоков перешел к задумчивости, Чурбанов смотрел на шефа и негромко барабанил пальцами по поверхности стола.
— Что там с текстом… переведи… — наконец, потребовал министр.
— По-русски будет звучать коряво, это по-итальянски в рифму… — предупредил я.
— Разберемся… — буркнул Чурбанов.
Я закатил глаза и, иногда запинаясь, стал переводить куплеты: