«Ну…что можем!‥»
Мы снова, вчервером, сидим в "Праге". Стол заставлен едой и напитками, но с заказом мы сегодня перестарались, плохо ест даже Леха. Все перенервничали и устали…
Я только что закончил рассказывать об общении с итальянцами и сейчас устало разглядывал знаменитый "Зеркальный зал".
Самих зеркал, кстати, было не особо много. Воображение больше поражала несоветская роскошь зала: великолепная лепнина потолка, мраморные колонны, огромные хрустальные люстры, вездесущая позолота, картины на стенах и зеркала, от потолка до пола, в массивных золотых рамах.
Публика была под стать интерьеру. Мужчины исключительно в костюмах и галстуках, а женщины в вечерних платьях. Все было чинно и достойно. Негромкая классическая музыка создавала надлежащую атмосферу и не мешала разговорам. Бесплотными тенями между столиков скользили официанты. Отовсюду слышалась иностранная речь, но наших соотечественников было, все же, больше.
«Угу… Токари и слесари после трудовой смены. Особенно вон тот, толстомордый… Поглаживающий пухлой "мозолистой" рукой голую спину своей спутницы. Кстати, о "голой спине"… Пора бы уже и личной жизни время уделить. А то все в трудах, государь, аки пчела! Мдя…»
Клаймич и Завадский внимательно разглядывали "отобранный" у меня "Ролекс", а Леха с интересом поглядывал на лиц противоположного пола.
Следует отметить, что костюм "made in Shpilman" придавал облику Алексея некую несвойственную ему в обычной жизни аристократичность. Поэтому его заинтересованные взгляды иногда встречали ответную благосклонность, сопровождаемую хлопаньем крашенных ресниц.
«Кстати, о крашенных ресницах… Все же, пора уделить время личной жизни! Однозначно…»
— Но на руке такое лучше не носить! Целее рука будет… — улыбнувшись, вернул мне мои новые часы Клаймич.
— Понимаю… — я вынырнул из раздумий в реальность, — но не это главная проблема… Группа, аппаратура, студия, музыканты, подтанцовка и неизвестно сколько еще всего всплывет, по ходу дела. Щелоков же однозначно сказал, сейчас он может сделать только "при МВД". Будет большой успех с зарубежниками и только тогда можно будет говорить о "государственном оркестре"… как у Бивиса.
— Витя… Вы не правы. В корне! Николай Анисимович сказал, что поможет абсолютно во всем, в юридическом статусе, помещении, финансировании, фондах и людях… А главное, в собственной поддержке! Конечно, "как у Бивиса" это — верх мечтаний. Но не все же сразу! И если на то пошло, оркестр Бивиса ни в чем не уступает оркестру Поля Мориа. Это по оценке самих же западников. А помощь и поддержка Щелокова открывают нам теперь любые двери и почти все возможности! — Клаймич так разволновался от моей "неразумности", что для пущей убедительности даже пристукнул ладонью по столу.
Завадский поправил непривычный галстук и задумчиво протянул:
— Будет очень много работы. Не справимся — потеряем любое расположение.
Клаймич энергично кивнул.
«Хорошо, что моя черная джинса здесь сходит за костюм, а то и не пустили бы в ресторан. Надо нормальный пошить у Шпильмана… или, как он говорит, "построить"… А там еще и концертные… И на подтанцовку что-то футуристично-модное… Мдя…»
— Отбор на "Песню года" от нас не зависит, на День милиции надо просто репетировать, на комсомольскую конференцию — надо передать запись Щелокову, а на снятие Блокады — Романову. Вернемся в Ленинград, я ему позвоню. Главные проблемы — инструменты, музыканты, группа и переезд в Москву, — подытожил я перечень наших "бед и забот".
— Многое придется начинать делать самим, — многозначительно произнес Григорий Давыдович, — в министерствах оно как… пока утвердят план, пока выделят фонды… Я думаю, что реально это возможно только в следующем финансовом году.
За столом повисло унылое молчание.
— "Феличиту" надо перезаписать, — добавил я "дегтя", — полная ху… херня получилась…
Леха и Николай удивленно воззрились на меня, а Клаймич усмехнулся:
— Я так и понял по вашему лицу!
Я усмехнулся в ответ и, ничего не объясняя остальным "подельникам", отправился в туалет.
Что ж… Туалет был не хуже ресторана. Ха-ха!
Но "вторая жизнь" у меня как-то, явно, хлопотнее первой получается. Даже в туалете…
— Молодой человек…
Поднимаю глаза от намыленных рук и вижу отражающегося в зеркале, полного невысокого мужчину "старше среднего", с большим носом, седой шевелюрой и в хорошем сером костюме в тонкую полоску. На шее у него вместо галстука повязан шейный платок и весь вид намекает на некую богемность.
— Мне очень понравились ваши часы. Я хотел бы их у вас приобрести, и готов дать хорошие деньги, — мужчина дружелюбно улыбнулся.