— Транжиры… — пренебрежительно фыркнул я, — ну, тогда у вас появилось время порешать мои проблемы!
— Так чего надо-то? — уже настойчивее повторил свой вопрос Леха.
— Поучи меня играть на гитаре, — я вопросительно уставился на "старшего братца".
— О-па… Да я и сам не очень-то… Так, три аккорда и "боем"… да, и учитель из меня еще тот… — замялся Леха, — О! Завадский говорил, что он играет на гитаре тоже! Вот с кем надо!
— Я же не сказал "научи", я сказал "поучи"… — выделил я интонацией последнее слово, — а если нормально пойдет, тогда к Завадскому и обратимся… а то может нет у меня способностей к музыкальным инструментам…
— Ха! — заухмылялся Димон, — Наш "вундеркинд" перед Коляном облажаться боится?!
Я, неожиданно для себя, с большим трудом справился с накатившим раздражением.
«Однако, ты меня подзаебал, дружок, со своими комплексами и подколками.»
— Хорошо… давай попробуем, основы я, все-таки, знаю, — поспешно согласился Леха, почуявший неладное.
Я еще пяток секунд посидел молча, пряча глаза и подавляя сильнейшее желание послать Димона "на" и "в", а потом спокойным голосом ответил:
— Да, я не хочу облажаться перед Николаем, поскольку он мне пока только знакомый и не боюсь облажаться перед Алексеем, поскольку он мне друг. Ты все понял правильно, Дима.
Несмотря на свою толстокожесть, Димон тоже почуял проблемы и попытался замять:
— Ну, дык я сейчас гитару принесу, вы с Лехой и попробуете…
С этими словами он подорвался в Лехину комнату за гитарой, которую "старший братец" захватил с собой на отдых.
— Лешшшааа…
— Понял, понял… поговорю с ним сегодня…
— А вот и балалайка! Ну, давайте лабать! — вернулся Димон, потряхивая инструментом.
Гитарой я промаялся около двух часов и порезал струнами два пальца, после чего сделал вывод, что, во-первых, мне все это не нравится, во-вторых, учитель из Лехи никакой, а в третьих, я бесталантный дебил, у которого на самом деле нет способностей к музыкальным инструментам. Слава богу хоть слух с голосом неплохие…
В расстроенных чувствах, поскольку видел гитару в некоторых своих планах, я вернулся к обеду в санаторий. Солнце сегодня палило немилосердно, было очень жарко и когда мы с мамой пришли из столовой, я ни секунды не медля полез под душ. Уже после спасительной прохлады воды, вытираясь вафельным полотенцем с печатью санатория, в зеркале ванной я заметил, что мой шрам на боку, оставшийся от ножа, превратился в тонкую еле заметную линию.
«Охренеть, скоро и этим будет не похвастаться. Минус еще один козырь. Вслед за возможной гитарой…», — расплавленные жарой мысли лениво возникали в голове и так же вяло оттуда испарялись.
В номере было не так убийственно жарко, как на улице, к тому же спасал вентилятор. Расстроенный, я завалился на кровать и через пару минут крепко спал.
Вечером в гости заехал Клаймич. Жара уже спала и с гор подуло спасительной прохладой. Все отдыхающие повылазили из своих номеров и аллеи санаторского парка, почти пустые в обычные вечера, в этот были битком заполнены прогуливающимися людьми.
Прохаживаясь вдоль занятых скамеек, с установленными между ними бюстами героев-милиционеров и лавируя между другими такими же гуляющими, мы обсуждали новости и планы.
— Я не стал разговаривать с Верой напрямую, — делился Клаймич, — Все-таки вы правильно, Витя, отметили, что характер у нее не самый простой. Поэтому сначала поговорил с Татьяной, ее мамой. У них с дочерью очень теплые и доверительные отношения, как я мог заметить, и мне показалось, что так будет правильно.
Я согласно кивнул и продолжил слушать.
— Таня все восприняла, вполне, благожелательно и с немалым интересом. У нее, вообще, это оказалась давняя и нереализованная мечта, чтобы дочь пела. И хотя природные данные у Веры превосходные, но интереса к классическому вокалу девочка не проявила. А ведь ее пытались в детстве учить и даже отдавали лучшим специалистам.
Я скривился в ухмылке:
— Прям моя история! Меня мама тоже пыталась научить на пианино играть, только все без толку. Сегодня гитару в руки взял, тот же результат.
Клаймич улыбнулся:
— Вы хотели научиться играть на гитаре с первого раза?
— Нет, конечно, но я знаю свой характер, если мне что-то нравится делать, то это у меня пойдет, если не нравится, то хоть палками вбивай.
Поймал себя на мысли, что неудача с гитарой задела меня на удивление сильно. Странно… По поводу фортепиано, я так сильно никогда не переживал. Скорее всего, вообще, никогда не переживал.
Клаймич остановился и деловито потер ладони:
— Вас учили репетиторы и начинали с нотной грамоты и гамм?