В зале горит только треть ламп и интимный полумрак создает романтическую атмосферу. Голос страдающей от неразделенной любви женщины звучит проникновенно и печально. В манере исполнения нет ничего общего с хабалистой Любой Сицкер. Никто, конечно, не танцевал — женщины откровенно взгрустнули. Ирина Петровна положила голову на плечо мужу, Светлана Владимировна взяла Щелокова за руку, а жена главного сочинского милиционера, Анастасия Валентиновна, прижалась к мужу…
Отзвучали последние звуки музыки… Молчание…
— Как же ты, мальчик, смог так, за женщину, написать? — негромко спрашивает, в наступившей тишине, Светлана Щелокова.
Боясь спугнуть зыбкую атмосферу мечтательности и грусти, опустившуюся на присутствующих, и опасаясь "промахнуться" с ответом, я так же негромко сказал:
— Маму представлял… как папы не стало… уехал в Африку и все… не забыть… и не догнать…
Мужчины начали отводить глаза, у женщин они заблестели… Ирина Петровна оторвалась от мужа, подошла ко мне и крепко обняла…
«Да, батенька, вы — циничная сволочь… И отлично это сознаете…»
— Значит, так!‥ — громко и уверенно произносит Щелокова, — Командую, как младший сержант медицинской службы… Отставить грусть — шагом марш всем пить чай с эклерами!‥
Сладкая полудрема закончилась. В номер, с шумом и грохотом ввалился МАМОНТ! То есть Леха…
— Вставай, давай!‥ А то и обед проспишь, морда талантливая… — деловито поздоровался "старший брат", — Клаймич звонил, сейчас приедет. Он тут рядом в санатории Ленина…
Стеная и жалуясь на горькую судьбину, я поплелся в ванну, а когда вышел, Леха и Григорий Давыдович уже приканчивали вторую бутылку "Боржоми"…
— Вера все нормально восприняла, — отмел мои опасения Клаймич, — пока ансамбля полностью нет, отдельных солисток показывать неразумно.
— У нас не только солисток нет, — констатировал очевидность Леха, — у нас и музыкантов нет… ну, кто там будет на гитарах, барабанах…
— Хороших музыкантов набрать, все-таки, попроще, чем хороших солистов, — задумчиво протянул Клаймич, — Мы с Николаем тут прикинули несколько достойных кандидатур… У нас получилось по два-три варианта на одно место… кто-то, да согласится… Потом можно будет корректировать. В конце-концов, это будет всего лишь вопрос денег…
Клаймич многозначительно посмотрел на меня.
Я спокойно кивнул.
— Рассказал девушкам, как вчера приняли наши песни! Воодушевились все… Кстати, Витя, я заметил, что Альдона по-прежнему проявляет немалый интерес к нашему прожекту…
«Бля!‥ Да, ладно?!»
Клаймич ждал ответа…
— Так вы же сами взялись с ней поговорить, Григорий Давыдович? — изображаю "святую простоту".
Клаймич кивает с ехидным видом:
— Я и поговорил… А она мне так же, как тогда Вера, заявила, что это ей надо обсудить с вами. Лично!
— Этой-то что со мной обсуждать "лично"? — "недоуменно" пробормотал я под пристальным прицелом двух пар глаз.
— Ну, может это что-то творческое? — "наивно" предположил чертов "мамонт". Сидел он далеко, ногой было не дотянуться…
— Ей вы песню не посвящали?! — улыбаясь подхватил эстафету Клаймич.
— Нет, конечно, как ей посвятишь?‥ — пожал я плечами, — К такому имени и рифму-то не подобрать!‥ Ммм… "У Альдоны — глаза бездонны"… А, нет… могу… Но не делал!
Посмеялись…
Затем написал под диктовку Клаймича заявление в отдел культуры Сочинского горисполкома с жалобой на несанкционированное исполнение моих песен в сочинских пунктах общественного питания.
— И в заявки пусть вносят, и отчисления платят, — недовольно пробурчал Григорий Давыдович, перечитывая мое заявление.
— Так лето уже заканчивается, пока в исполкоме раскачаются… — начал было я.
— Почему? — искренне удивился Клаймич, — Сразу с проверкой придут и заставят все делать по закону. А для надежности, я еще и к начальнику сочинской милиции загляну. Как раз полковник Нефедов вчера приглашал в гости!
Опять, все трое, смеемся…
Провожаем Клаймича до такси, он едет в горисполком и УВД, а мы с Лехой решили немного прогуляться перед обедом.