«Эй, эй-ей! Моя золотая медаль! Ты куда, сука, уплываешь в туман?!»
Стараясь придать голосу снисходительную иронию, спрашиваю хозяина кабинета:
— Николай Анисимович, а в тот вечер, когда я в милицию попал… Сергей Павлович как бы мои шансы оценил?
Павлов смотрит удивленно. Щелоков — задумчиво. Но молчат оба.
Перевожу взгляд на Чурбанова и тихо напоминаю:
— Головой ручаюсь…
Тот лишь досадливо морщится.
— В конце концов, я свою часть договора выполню неукоснительно — "до первого поражения".
Вот тут уже перегнул. Щелоков недовольно бросает:
— Ладно, ступай на свои репетиции. Мы подумаем.
То что мы едем в Италию, ни для кого в коллективе секретом уже не является, поэтому в Студии я застаю беготню, суету, ажиотаж и "нервяк"…
Если к этому добавить моё собственное состояние растерянности и, с трудом сдерживаемого, раздражения, то перспективы вырисовываются взрывоопасные.
А тут еще и совершенно "палящийся" взгляд Веры. Кажется, что две совместно проведенные ночи убили в ней всяческую осторожность.
И откровенно взбешенный взгляд Львовой, видимо, "уходящий корнями" в благостную ухмылочку Розы Афанасьевны.
И безмятежно-радостная улыбка Лады.
«Господи! Есть же люди у которых нет проблем! Р-ррррр…»
И озабоченный вид Клаймича, и нетерпеливо желающий чем-то поделиться Завадский, и оживленные возгласы и приветствия музыкантов!
Короче, дурдом… Нетерпеливо ждавший своего главврача.
«А, действительно… Они же все меня ждут, как арбитра или конечную инстанцию… Вот только, хитромудрый арбитр сам, похоже, сегодня облажался в своих хотелках.»
Столь неожиданно и непонятно закончившийся разговор в кабинете у Щелокова, изрядно меня расстроил и "выбил из колеи".
Татьяну Львову — нашего "кутюрье" и ехидно улыбавшуюся Ладину бабушку, Клаймич в кабинет сопровождал лично. Накал общения между этими двумя достойными дамами, казалось, уже достиг градуса извержения вулкана.
Мысленно вздыхаю: ни ехидная Роза Афанасьевна, ни навечно обиженная на весь мир Львова — сейчас, кроме раздражения, других чувств не вызывали. Даже виноватый вид Клаймича, не умеющего обуздывать баб, и то вызывал у меня острое недовольство.
— У нас мало времени. Поэтому — коротко и по существу, — мой совершенно непривычный ледяной и не любезный тон, вкупе с "резко" угрюмым видом, сбивает с толку даже многоопытного Григория Давыдовича.
— Наконец, все трое справляются с первым ступором и одновременно открывают рты.
— Алексе-ей!!! — мой неожиданный вопль заставляет присутствующих подпрыгнуть и ввергает их в ступор. Бас "Большого брата" был хорошо различим, когда в кабинет открывалась дверь, поэтому риск, что я не буду услышан, отсутствовал.
Так и вышло. Дверь распахивается от мощного толчка и в проёме возникает встревоженный "мамонт". А за его плечом — ярко-синий прищур Альдоны.
— Леша, свяжись срочно со Шпильманом… узнай, с какой максимальной скоростью он сможет сшить на меня новый костюм. Вопрос денег не стоит… Альдона! (Ну, раз уж сама "нарисовалась"!) Узнай, пожалуйста, то же самое в том ателье, где вам шили платья… на Кропоткина…
Блондинка коротко кивает и сразу исчезает. Леха тоже, немного потоптавшись, с грацией слона прикрывает за собой дверь.
— И еще раз прошу… Коротко и по существу. Татьяна Леонидовна, что у нас с платьями и брючными костюмами девушек?
Сбитая со своего первоначального запала, хмурая Львова начала подробный доклад по туалетам наших барышень. Из ее слов я так и не понял, что могло вызвать их конфликт с Энгельгардт.
— Татьяна Леонидовна, я правильно понимаю, что все вещи, готовы и проблем нет?
— Неправильно… — недовольно занудствует Львова, — полностью они будут готовы через три дня.
Перевожу взгляд на Ладину бабку. Та, с милой лицемерной улыбочкой, уже готова выступить со своей "партией".
— Роза Афанасьевна, аудитория у Ваших ног… — брюзжу я, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Клаймича, и устало приопускаю веки, подперев голову рукой…
А чёртова старуха во всем права… Действительно, наверное, мало сшить сногсшибательные наряды, к ним ещё "нужно привыкнуть". Надо "себя подать", именно в них, а не "вообще". Окружающие должны воспринимать туалет "неотъемлемой частью" созданного образа, а не "вычурной отрыжкой модельера"!
На "вычурной отрыжке" я даже приоткрыл глаза.